После глубокого, здорового сна Аута на рассвете вышел из бревенчатой хижины. Утренние дымчатые облака поднимались из пропастей. Горы на горизонте казались голубыми и невысокими. Раб стряхнул с себя сонное оцепенение и направился к холодному ручейку. Ослы пережевывали жвачку. Солдат еще спал, здесь никто не будил его звуком медной трубы. Аута взглянул вверх на горы, где между голыми скалами терялась тропинка. За тучами нельзя было разглядеть вершину горы. Почувствовав на себе чей-то взгляд, он посмотрел вниз. В нескольких шагах от него остановился ребенок какого-то пастуха и смотрел на чужого человека большими от любопытства и страха глазами. Аута шагнул к нему и улыбнулся, присев на корточки.
— Почему ты не играешь? — мягко спросил раб,
Тогда улыбнулся и ребенок. Он вытащил из кустов гладкий каменный шар.
— Кто его тебе сделал? — спросил Аута. — Может, ты сам…
Ребенок протянул тяжеловатый для его маленьких ручонок шар. Размером больше мужского кулака.
— Так это не ты сделал? — снова спросил раб и взял шар.
Ребенок с опасением посмотрел на него, не решаясь заговорить.
— Давай поиграем! — крикнул Аута весело.
В нескольких шагах от них остановился пастух и стал наблюдать за происходящим. Увидев его, ребенок сразу перестал бояться Ауту и тут же объяснил, показывая рукой на пастуха:
— Это мой брат сделал!
Аута покатил шар по траве и крикнул:
— Лови!
Ребенок бросился за шаром и, схватив его, принес обратно. Теперь он не боялся черного человека, но разглядывал его с еще большим вниманием.
— А почему ты такой черный?
Аута рассмеялся:
— Когда я был таким, как ты, то жил в стране, где очень сильно жгло солнце… Вот я и почернел!
Ребенок не понял. Он посмотрел на восток, на солнце, поднимавшееся над горами, потом опять на Ауту. Раб снова засмеялся. Ребенку показалось странным и неестественным не только его черное тело, но и его низкий голос. У пастухов голоса были сильные, но, даже когда они пели, голоса их не звучали так, как у этого человека.
— Ты умеешь петь? — спросил ребенок.
— Умею.
— Спой что-нибудь!
— Спою.
Аута спел ему коротенькую песню о солнце. Песня прозвучала для ребенка еще более странно, чем все, что он слышал до сих пор. Много раз голос черного человека обрывался, переходил к более низким тонам и снова медленно поднимался вверх. Бросив свои дела, к ним вышли пастухи и стали молча слушать. Вдруг песня оборвалась как раз в тот момент, когда, казалось, она Должна была только начинаться.
