В нижнем холле темно, только из-за полуоткрытой двери пробивается бледная полоска света. Бреду туда, не замечая, что руки у меня по-прежнему растопырены в стороны, пока не дохожу до двери, тут я, спохватившись, опускаю их и осторожно заглядываю в комнату. Анна сидит в зеленом кресле спиной ко мне, на столе перед ней бокал вина. Она не видит, что я открыла дверь и вхожу в комнату, приходится кашлянуть, чтобы она повернула голову.
— МэриМари, — говорит она. — Ты встала? Может, лучше еще полежать?
Я качаю головой и, схватив несуществующий стакан, изображаю, что пью. Анна несколько раз хлопнула глазами, пока не поняла.
— Ты хочешь пить? Дать тебе?
Я киваю. Она улыбается с облегчением.
— Сядь посиди, я сейчас все сделаю. Может, поешь? Бутербродик?
Я мотаю головой.
— О'кей. Я сейчас.
Сажусь на диван, осматриваюсь. Комната маленькая, но я не сразу замечаю, что в ней нет окон — она находится в центре дома. Зато одна из стен — кирпичная с оставленными на ней островками старой побелки. Архитектор позволил себе сохранить кусочек прошлого в доме, во всех прочих отношениях отрицающем время.
— Как тебе наша библиотека? — спрашивает Анна, и только теперь я вижу на других стенах книжные полки. Ее не было всего минуту, однако у нее на подносе и минералка, и апельсиновый сок, и даже блюдце с крохотными тарталетками.
— От обеда остались. — Она кивает на блюдце, ставя поднос на стол. — Съешь кусочек, может, аппетит вернется.
Чуть улыбаясь, тяну руку за минералкой. Анна поднимает с зеленого кресла что-то вроде папки и кладет себе на колени. Перехватив мой взгляд, проводит рукой по коричневой обложке. И тут я вижу — это альбом. Старомодный фотоальбом в кожаном переплете.
— Бильярдный клуб «Будущее», — говорит она.
Юный Пер серьезно смотрит в объектив, за его спиной рядком остальные. Риксдаг, места для посетителей. Сверкер демонстрирует свой массивный профиль. Магнус положил локти на спинку переднего кресла и подпирает голову руками. Мое лицо виднеется где-то в глубине. За прошедшие годы цвета сильно поблекли.
— Мне было так одиноко, — говорит Анна.
На мгновение становится тихо. Она убирает темную прядь со лба.
— Никогда не понимала, в чем я провинилась. За что меня звали воображалой.
Я смотрю на нее, склонив голову набок. Мы знакомы больше тридцати лет, но я впервые слышу, что в ее жизни не все идеально. Она пристально глядит мне в глаза.
— Я все пыталась понять, что это значит, — продолжает она. — В переводе на язык взрослых. Пожалуй, высокомерная. Или заносчивая. А разве я такая? Как, по-твоему, — я заносчивая?
