— Я что, непонятно сказала? Ответ — нет, нет и еще раз нет!
Я морщусь, глядя в потолок. Наверняка журналист, но Сиссела словно напрочь забыла все приемы работы с такой публикой. С утра с ней лучше не шутить.
— Какое слово вам непонятно? Первое «нет» или второе?
Тот, на крыльце, что-то неразборчиво говорит в ответ.
— А как именно вы это себе представляете, черт вас дери? Она же разговаривать не может!
Опять неразборчивый ответ.
— Вот уж, уверяю вас, с ним — ни в коем случае. Ни за что.
Дверь с грохотом захлопывается. С ним? Что, этот журналист хотел взять интервью у Сверкера?
Снова звонок. На этот раз Сиссела не открывает. Но орет так, что стоящему на крыльце наверняка слышно.
— Только дотронься еще раз до кнопки, журналюга чертов, и я звоню в полицию и заявляю на тебя за нарушение покоя жильцов!
Я забираюсь под одеяло. С головой. Мари ступает на лестницу. Это лестница старинного эстермальмского[45] подъезда со сверкающими перилами и окнами в свинцовом переплете. Уже с площадки второго этажа видно, как на третьем Катрин распахивает дверь.
— Мари!
Мари ускоряет шаг и уже на полпути видит, что Катрин раскинула руки. И отвечает тем же. Объятие — самое малое из того, чем можно отблагодарить Катрин за все, что та для нее сделала. В приемной никого, но Анни, секретарь Катрин, улыбается из комнаты напротив. Добро пожаловать на свободу!
Катрин кладет свою пухленькую руку ей на плечо и увлекает в свою комнату.
— Ну, — говорит она, закрыв за собой дверь. — Как ощущения?
Мари чуть поводит головой. Хинсеберг все еще сидит внутри, может, он там так и останется навсегда. Но этого, конечно, нельзя говорить. Катрин посмеивается.
— Что, еще не забыла, как открывать и закрывать дверь?
Мари улыбается в ответ. Прошлой осенью целый час свидания они посвятили типичным тюремным стереотипам поведения. Катрин любит обыгрывать стереотипы и клише, особенно когда удается наполнить их двойным смыслом, так что мужчины-коллеги не могут понять — всерьез она или шутит. Мужчины не ждут от женщин розыгрыша. В особенности — от женщины-юриста. Но Мари поняла юмор и принимает игру:
— Как же. Всю последнюю неделю тренировалась.
Катрин садится к письменному столу, обтянутому кожей цвета бычьей крови, — наверняка стоит целое состояние! Подперев рукой подбородок, она улыбается еще шире.
— Отлично. А сегодня, стало быть, первый день оставшейся жизни.
— Вот именно.
— Ты искупила прошлое и готова к встрече с будущим.
— Точно.
