По другую сторону стола не умолкает голос Анны, он то взмывает вверх, то опускается, всякий раз разыгрывая новые гаммы по мере того, как она расточает вопросы, комплименты и замечания, адресованные гостям. Большей частью это женщины, некоторые из них одеты поразительно скромно, их взгляды тревожно мечутся по хрусталю и серебру на столе.
— Неправительственные организации, — объясняет Пер, хватая свой фужер. И поводит рукой, как бы представляя, в сторону своей соседки справа. Мэри улыбается и протягивает руку. Женщина седая, костюм на ней серый, а ладонь горячая и сухая. Пер произносит несколько слов на местном языке, прежде чем снова повернуться к Мэри.
— Госпожа Имярек, председатель Объединения по розыску пропавших без вести. Английским не владеет.
— А ты-то с ней как говоришь? Выучил язык?
— Всего несколько вежливых оборотов. Не то что Анна.
Анна внимательно следила за ними со своего места по другую сторону стола, вот теперь она подалась вперед и говорит, отстукивая ноготком указательного пальца по скатерти каждое произнесенное слово:
— Объединение по розыску пропавших без вести, к твоему сведению, делает просто фантастические вещи. Никакого сравнения с работой властей! Они ведут собственные расследования, находят и возвращают девушек из борделей по всей Европе, помогают им с жильем, организуют лечение и психологическую помощь… Притом что ресурсов у них почти никаких.
Аннина соседка берет ее за локоть и что-то говорит, Анна слушает, склонив голову набок, а затем поворачивается к Мэри и произносит театральным шепотом:
— Они все тут как родные.
Ее соседка кивает, как если бы понимала сказанное. У нее огромные глаза. Глаза ночного хищника, и физиономия кошачья.
— В смысле? — переспрашивает Мэри.
Анна — тихо, но очень отчетливо:
— Тут у каждого кто-то пропал.
— Yes,[6] — вдруг произносит женщина, похожая на кошку. — Verloren. Wir haben alle jemand…[7]
Ее речь переходит в бормотание и становится неразличимой, и в следующее мгновение она уже смотрит в стол. Но поднимает глаза и глядит на Мэри в упор.
— My son,[8] — говорит она. — Zwölf Jahre…[9] Анна накрывает ее ладонь своей. Двусмысленный жест — утешающий и утишающий.
— Она потеряла сына четыре года назад… Двенадцати лет.
— В каком смысле — потеряла?
— Вышел на улицу поиграть… И пропал. Был — и нет.
Женщина-кошка подается вперед. Карие глаза блестят.
— Wir werden nimmer,[10] — говорит она. — Never. Ever.[11]
Анна торопливо взглядывает на Пера и вновь понижает голос:
