Ужин был приготовлен только на двоих. Все традиционные обряды были соблюдены, но без показухи. Иорам давно заметил, что путешествующие иудеи отличаются умеренной набожностью. Когда они вышли из-за стола, за которым обсуждали лишь семейные проблемы, Иосиф вскинул голову, словно задавая молчаливый вопрос: «Так что же?» И Иорам осторожно начал:
– Я хотел посоветоваться с вами по одному делу, о котором, я полагаю, в Палестине известно лучше, чем где-либо. Однако я опасаюсь, что лишь немногие из наших священников могли бы высказать беспристрастные суждения по этому Делу.
– По делу, – продолжил Иосиф Аримафейский, – по которому люди из Храма непременно высказали бы ложную точку зрения?
– Право же, брат мой, я восхищаюсь вашей прозорливостью. Речь идет о ессеях. Мы видели некоторых из них, на самом деле немногих, в Антиохии. Мне говорили, что они живут за городом, что они весьма необщительны, но добродетельны.
– Чересчур добродетельны, полагаю, – откликнулся Иосиф Аримафейский.
– Совершенно верно! Совершенно верно! Я не понимаю: почему они явились в наши края, почему здесь образовали общину? Но я не был бы столь обеспокоен, если бы некоторые наиболее влиятельные члены нашей общины, те, кто говорит на греческом языке и часто навещает философов, греческих философов, разумеется, не стали бы беседовать со мной о ессеях и рассказывать о них другим. Как вы, вероятно, знаете, у нас в Антиохии живет много выдающихся умов из язычников, это образованные люди, которые тесно общаются и с египтянами, и с азиатами и которые постоянно приводят в пример Будду, Осириса, Митру или Геркулеса, словно те приходятся им дальними, а то и близкими родственниками. А ведь речь идет о весьма влиятельных людях. Я не могу все время размахивать знаменем Моисея и советовать моим заблудшим овечкам не слушать этих людей только потому, что сам не собираюсь слушать их. Антиохия – отнюдь не Иерусалим. Эти люди хвалят ессеев, поскольку ессеи хвалят их, ибо ессеи слышали, как их самих хвалили – какой-нибудь грек, критянин или вифиниец. Самое печальное заключается в том, что, как мне кажется, ессеи не хвалят не только меня, но и в принципе настроены недружелюбно ко всем иудейским священнослужителям. Это тем более прискорбно, что – и я вынужден это признать – мне практически ничего не известно ни о самих ессеях, ни об их учении.
Иосиф встал, чтобы налить самосийского вина в серебряные кубки, протянул один из кубков Иораму и немного отпил из своего. Иорам опустил кончик языка в кубок и сразу же ощутил богатый букет маслянистого напитка.
