Протрезвевший легат в задумчивости сел на диване. Он взглянул на дремавших римлян, разомлевших от удовольствий, и покачал головой. Восток! Что за таинственный лабиринт! Легат ударил в ладони, чтобы разбудить своих людей. Те нехотя задвигались. Все они были растрепанными, с опухшими веками и блестевшими от жира губами.
– Подтянитесь! – скомандовал легат, чувствуя на себе пристальные взоры придворных.
И он направился к двери, ловя на ходу обрывки тихих разговоров и смеха девочек, спрятавшихся за занавесями. У двери, вытянувшись, стояли носильщики факелов. Они ждали легата, чтобы проводить его во дворец.
На следующее утро легат отправил своего секретаря во дворец Ирода за распорядителем, который был приставлен к нему. Когда сановник прибежал, легат объявил, что желает совершить пешую прогулку по Иерусалиму и что для этого ему нужен проводник. Сам легат, его секретарь и распорядитель должны одеться как простолюдины, а распорядитель будет давать пояснения всему, что они увидят на улицах. Распорядитель повиновался. Час спустя трое мужчин вышли из дворца через потаенную дверь. Они прошли мимо хранилища воды – бассейна Струтион и оказались в Храме, куда вошли через Паперть язычников.
Проходя через Царский портик, легат, восхищенный лесом колонн, увенчанных коринфскими капителями, не осмелился, не желая оскорбить чувства распорядителя, громко обратить внимание на явно эллинистический стиль огромного ансамбля зданий, открывшегося его взору. Здесь не было ничего такого, что отличало бы эти сооружения от десятка правительственных и культовых зданий, которые легат видел в других провинциях империи. Значит, у иудеев не существовало собственного архитектурного стиля? Он решил спросить об этом чуть позже у своего секретаря, знатока архитектуры. Свой первый вопрос легат задал относительно старого человека, который, идя по портику, тщательно прикрывал глаза полою плаща. Распорядитель пояснил, что жест этого чопорного ничтожества был связан с фигурой огромного римского орла, установленного на фронтоне. Вероятно, этот человек был назарянином, то есть членом секты назореев – самых строгих ревнителей законности. Языческий символ оскорблял его.
А почему другой старик отказался притронуться к монете, которую ему протянул торговец, и завернул ее в особую тряпочку? Потому что на монетах был отчеканен портрет Августа – вопреки Второй Заповеди иудеев, продиктованной Моисею: «Не делай себе кумира и никакого изображения…»
