Анкета была простенькой, всего несколько вопросов: год рождения, партийность, образование, награды. Мои ответы были превосходны. Но и опорный пункт — пятый — налицо.
На прощание она, одобрительно шевеля веснушками, держа перед глазами анкету, просила перезвонить завтра. Я уходила с надеждой: эти приветливые веснушки, столик на крученых ножках — что-то совсем не формальное.
На другой день я позвонила и услышала от нее: к сожалению, на это место, оказывается, следует взять мужчину.
Ох, гады! Когда направляли меня в воздушно-десантную бригаду, мой пол во внимание не принимался.
Обычно ссылались, что вакансии, оказывается, нет, ошиблись. А на этот раз что-то новенькое для разнообразия. Но надо было бы заранее из телефонной будки представляться со своими отчеством и фамилией, не морочить людей и не подвергаться испытаниям. Я же этого не делала в пустяшном расчете: может, мои ордена и медали, фронтовой партбилет — о них по телефону не скажешь — на этот раз наконец проломят барьер пятого пункта.
«Это что же, — возмущалась в печальном недоумении моя подруга Вика Мальт. — Закончить войну на таком гребне и прийти к тому, что ты изгой».
Со Львовым-Ивановым мне почти не приходилось общаться, но я все больше чувствовала свою связь с этим странным, молчаливым человеком, единственным, кому было дело до моего «трудоустройства». И когда он опять присылал ко мне гонца — это было для меня сигналом: не все потеряно. Я отправлялась туда, где позарез был нужен «лит-работник», чтоб не закрыли эту пустующую штатную единицу вместе с ее денежным окладом. Может, и повезет наконец. Случалось же, что кому-то везло. А работа, пусть хоть и с небольшим окладом, но постоянным заработком, была мне необходима. Но какая это была пытка в очередной раз отправляться в поход!
Перед отделом кадров Радиокомитета, куда вновь по запросу отправил меня Львов-Иванов, внезапно мою шею под затылком схватило нестерпимой болью — слова не вымолвишь. Впервые такое случилось со мной на фронте, может, расскажу как-нибудь в другой раз о тех драматических обстоятельствах. На этот раз спазм случился от перенапряжения. Это был мой предел. За порог я не перешагнула. И придя в себя, ушла. Все. Больше в отделах кадров я не бывала.
В моей трудовой книжке значится — «профессия — токарь», и единственная в ней запись: «принята токарем-оператором». Это начало войны — 1941 год, когда мы с Викой Мальт по путевке МК комсомола были направлены на завод, в цех, переведенный тотчас по мобплану на изготовление гильз для патронов.
