Письма-минутки | страница 3
В «Иностранной литературе» Иштван Эркень давно свой человек. Первая публикация его рассказов на русском языке состоялась более четырех десятилетий назад именно на страницах «ИЛ», где затем выходили его повести — «Семья Тотов» и «Выставка роз», печатались его критические заметки, в частности — «Размышление о гротеске», присланное им в редакцию в рукописи. Писатель очень дорожил этой трибуной, а в 1971 году, будучи в Москве, приезжал в редакцию познакомиться с сотрудниками и поблагодарить за внимание к своим произведениям.
В столетний юбилей со дня рождения Иштван Эркень вновь в гостях у своего любимого журнала.
До войны
В нескольких словах о себе
Я появился на свет младенцем необычайной красоты, так что врач подхватил меня на руки и понес из палаты в палату показывать. Говорят, якобы при этом я даже улыбался, вызывая у других мамаш завистливые вздохи.
Событие сие свершилось незадолго до начала Первой мировой войны, в 1912 году, и, пожалуй, это было моим единственным абсолютным успехом. Начиная с того момента жизнь моя покатилась под откос. Я не только лишился своей первозданной красоты, порастерял волосы и зубы, но и в гонках с внешним миром все время шел в отстающих.
Ни волю свою мне проявить не удавалось, ни использовать должным образом заложенные во мне способности. Я стремился стать писателем, но тщетно: отец мой, будучи аптекарем, и мне прочил то же самое поприще. Но и этого ему казалось мало! Каждый отец мечтает, чтобы сын превзошел его, и стоило мне получить диплом фармацевта, как меня снова отправили в университет — осваивать профессию инженера-химика. Опять пришлось ждать четыре с половиной года, чтобы сердцем и душой отдаться писательскому делу.
Не тут-то было! Я и охнуть не успел, как разразилась новая война. Венгрия выступила против Советского Союза, и меня послали на фронт. Армию нашу вскоре разбили, а я попал к русским в плен, где провел очередные четыре с половиной года. По возвращении на родину меня поджидали всякие трудности и передряги, отнюдь не способствовавшие писательской карьере.
Полагаю, из этого со всей очевидностью явствует: все, что мне удалось сотворить — несколько повестей, с полдюжины сборников рассказов и две пьесы, — писалось исподволь, за те считаные часы, что посчастливилось урвать у мировой истории. Вероятно по этой причине, я всегда стремился к немногословью, краткости и точности самовыражения, докапываясь до самой сути. При этом зачастую второпях, вздрагивая от каждого звонка, ведь ни от почтальона, ни от любого другого посетителя добра не жди.