Пробежавшись по списку имен, которые показались нам обоим невыразительными, мы выбрали из них, в качестве приемлемого компромисса, только одно — Люк. «Да, Люк годится! — воскликнула Жюли. — Можно даже звать его Лука, на итальянский манер», — добавила она, уносясь мыслями в Тоскану. И верно, имя Люк подходило нашему сыну так, словно его подобрал «по мерке» какой-нибудь вдохновенный лингвист. «Но почему нам не приносят нашего Люка? — обеспокоилась Жюли. — Уже целый час прошел, как мы его ждем. Сходи за ним, милый, я умираю от нетерпения».
И вот я, облеченный столь почетной миссией, побрел, сам не зная куда, по тускло освещенным коридорам роддома. Было уже одиннадцать вечера. И ни души кругом, чтобы указать мне путь к злополучной родильной палате. В конце концов, я решил сменить свои бесплодные метания на методичный поиск, начав, как положено, с первого этажа, однако там все двери были крепко заперты. Поднявшись на второй, я приоткрыл одну из дверей и обнаружил за ней палату, уставленную кувезами[7], в которых спали скрюченные, как креветки, недоношенные младенцы. Досрочно изгнанные из рая материнского чрева, они явно готовились протестовать на глазах мировой общественности против этого злодейского акта. Причем с использованием любых доступных им средств, подобно взрослым, которым остается лишь голодовка или захват фабрики как способ борьбы с несправедливостью. Я ходил между ними в поисках Люка, с ужасом понимая, что неспособен его узнать. Кроме того, наш Люк вовсе не был недоношенным, и его ни в коем случае не могли поместить в эту палату (черт возьми, я уже начал нервничать!). Итак, я отвесил общий прощальный поклон этим очаровательным крошкам, среди которых, вполне вероятно, дремали будущие сопрано мирового класса или лауреаты Нобелевской премии по физике, — почему бы и нет?!
Уже и не помню, сколько времени я блуждал по коридорам этого роддома, прежде чем отыскал родильную палату, признав ее по кошмарной обморочно-зеленой окраске стен. В соседней с ней комнате горел свет. Врач-педиатр мыл и пеленал младенца. Вернее, их — младенцев — было двое, они лежали бок о бок. Я представился и изложил цель своих поисков: мне нужно доставить Люка матери. Обычно новорожденных различают по браслетикам с фамилией. И я сильно обеспокоился, не увидев таковых на ручках обоих младенцев. Но педиатр вполне уверенно, без малейших колебаний, указал мне, который из них наш. «Вы точно знаете?» — умоляюще спросил я, чувствуя, что сам никак не способен узнать Люка. По правде говоря, я и рассмотреть-то его толком не успел, когда он заливался плачем в тазике, во время первого купания. «Это наверняка ваш сын, и не сомневайтесь!»
