Может, я к следующему письму еще лучше выучу суахили и сумею объяснить Овуору, что не ем суп после пудинга. А пудинг, между прочим, он готовит великолепно. Поедая его в первый раз, я громко чавкал. Он в ответ — тоже и с тех пор каждый день готовит один и тот же пудинг. Он вообще-то много смешного делает, но я не привык смеяться в одиночку. А уж ночью, когда никуда не деться от воспоминаний, и вообще не до смеха.
Получить бы от тебя еще письмецо, знать бы, что билет на пароход у вас уже есть. Кто бы мог подумать, что будет так важно выбраться с родины. Сейчас пойду доить. То есть буду присматривать за boys, пока они доят, и заучивать клички коров. Это отвлекает.
Пожалуйста, отвечай сразу, как получишь мои письма. И постарайся поменьше волноваться. Будь уверена, я думаю о вас день и ночь.
Крепко целую вас обеих, твою мать и сестру.
Твой старик Вальтер.
Ронгай, 15 марта 1938 года
Моя дорогая Йеттель!
Сегодня пришло твое письмо от 31 января. Оно меня очень расстроило, потому что я никак не могу помочь тебе. Я представляю, сколько печального ты сейчас слышишь, но, с другой стороны, это доказывает, что сейчас трудно не нам одним. И неправда, что только я тогда уехал без семьи. Здесь много мужчин, пытающихся создать какую-то базу для существования, прежде чем сюда переберутся их домочадцы. И они сейчас в той же ситуации, что и я, только вот не всем ангел-спаситель Рубенс помогает. Ты должна твердо верить, что скоро мы увидимся. Бог не выдаст, свинья не съест. И теперь уже нет смысла рассуждать, куда нам было лучше выехать — в Голландию или во Францию. У нас ведь не было выбора, и кто знает, может, наш вариант и есть лучший.
И уже все равно, что они не хотят принимать Регину в садик. И теперь уже не играет роли, что с тобой не здороваются люди, которых ты знаешь целую вечность. Вот чему теперь тебе нужно научиться: отличать главное от ерунды. Судьбе наплевать, что ты росла избалованной дочерью богатых родителей. В эмиграции главное не то, кем ты была, а то, что муж и жена тянут свой воз вместе. Уверен, мы справимся. Только бы ты оказалась здесь, чтобы мы могли начать новую жизнь!
Крепко целую вас обеих.
Твой старик Вальтер.
Ронгай, 17 марта 1938 года
Дорогой Зюскинд!
Не знаю, когда ты получишь это письмо. У меня температура сорок, и я не очень хорошо соображаю. Если со мной что-нибудь случится: адрес моей жены в шкатулке, она стоит на ящике возле кровати.
Вальтер.
Ронгай, 4 апреля 1938 года
