Регина впервые заметила, что ее отец может плеваться еще лучше Овуора. Она сняла руки с головы Руммлера и захлопала в ладоши.
— Тихо, Регина. Тихо обе, это не игрушки. Наверно, он и хотел сказать «вечнозеленый». Ну конечно, Моррисон имел в виду свои вечнозеленые кукурузные поля. Смешно, я бы никогда не подумал, что он может такое сказать.
— Нет, — сказала Йеттель, и ее голос вдруг стал очень тихим. — Я поняла. Every значит «каждый, каждого, каждое». Вальтер, every month значит «каждый месяц». Другого перевода быть не может. То есть он каждый месяц будет платить нам по шесть фунтов?
— Ну не знаю. Надо подождать, повторится ли чудо.
— Вечно ты толкуешь о чудесах.
Регина караулила реакцию отца, поймет ли он, что она подражала голосу матери, но ни ее глазам, ни ее ушам добычи не досталось.
— На этот раз он прав, — прошептала Йеттель, — он точно прав.
Она встала и, прижав к себе Регину, поцеловала ее. Поцелуй был соленым.
Чудо стало реальностью. В первых числах каждого месяца мистер Моррисон приезжал на ферму, выпивал сначала две чашки чаю, потом навещал своих коров и кур, шел на кукурузные поля, возвращался, выпивал третью чашку и молча выкладывал на стол шесть бумажек по одному фунту.
Йеттель раздувалась от гордости, вроде Овуора, каждый раз, когда речь заходила о судьбоносном дне, изменившем жизнь в Ронгае.
— Вот видишь, — говорила она тогда, и Регина, не шевеля губами, повторяла за ней знакомые слова. — Что толку от твоего прекрасного образования, если ты даже английского не знаешь?
— Да никакого толку, Йеттель, как и от мантии.
Когда Вальтер говорил это, глаза у него не были уже такими уставшими, как на протяжении нескольких последних месяцев. В хорошие дни они сияли, как до малярии, и тогда он даже смеялся, если Йеттель начинала хвалиться своей победой, называл ее «мой маленький Овуор», а ночью наслаждался ее нежностью, которую они оба считали уже навек потерянной.
— Они мне ночью братика делали, — рассказывала Регина под акацией.
— Это хорошо, — говорила айа. — Теперь Суара не будет больше младшим ребенком в семье.
Вечером Вальтер предложил:
— Пошлем Регину в школу. Вот Зюскинд поедет в следующий раз в Накуру, пусть узнает, что для этого надо.
— Нет, — воспротивилась Йеттель. — Еще рано.
— Но ты же сама сколько раз говорила о школе. И я тоже так считаю.
Йеттель заметила, что у нее горят щеки, но не сдалась.
— Я не забыла, — сказала она, — что было в тот день, до того, как налетела саранча. Ты думал, я не поняла, о чем ты говорил, но я не настолько глупа, как ты полагаешь. Регина может научиться читать и в семь лет. А сейчас нам надо собрать деньги для мамы и Кэте.
