Я была ошеломлена состоянием бабушки и потянулась ее обнять.
От неожиданности бабушка чуть не упала.
— Эй-эй!
Она выронила кисть, чтобы прижать меня покрепче. Я почувствовала ее пряное дыхание, и этот знакомый запах меня успокоил. Все встало на свои места.
— А теперь пойдем прогуляемся. Что скажешь? — улыбнулась она. — Я настоящая эгоистка: рисую, а ты тут ждешь. Просто последнее время я как будто чувствую острую необходимость поскорей закончить это, — она показала на картину.
— Бабушка, ты правда не знаешь, что из этого получится?
Она засмеялась:
— Ну да. У меня нет четкого плана. Я работаю по минутному вдохновению.
— У художников так всегда?
— Не знаю. У меня это так. Все равно что гнаться за призрачным видением. Ты не можешь описать его словами. Поэтому приходится рисовать. Но на сегодня хватит. Помоги мне встать.
Я собрала все свои силы: будто поднимала огромный мешок камней. К счастью, бабушка Эя смеялась, иначе это было бы мучительно.
Выпрямившись, бабушка опустила глаза на лежащую на полу незаконченную картину. В ее взгляде из-под тяжелых век сквозила нежность.
— Что бы это могло быть? — пробормотала она.
— А вот это, — показала я на приставленный к ящику холст с серыми грибами, — ты ведь знаешь что это, правда?
Она перевела взгляд на него.
— А ты что на ней видишь?
— Я? Ну-у-у, не знаю.
— Как «не знаю»? Что это за ответ? Ну же, Элиза, где твоя фантазия?
— Ядовитые грибы? — выпалила я, просто чтобы что-нибудь сказать.
Бабушка расхохоталась, тряся головой.
— Я не знаю, что это, но уверена, что оно совсем не ядовитое, — горячо возразила она. — В них есть что-то волнующее, тебе не кажется?
— Галлюциногенные грибы!
Она посмотрела на меня как-то странно:
— Не думаю, что это грибы. Это… это… — Ее взгляд скользнул куда-то вдаль, и она замолчала.
Приближались экзамены, и я редко бывала у бабушки. Венецию накрыла жара, и заниматься было непросто. Мама решила, что мне нужно немного размяться, и предложила отвезти нас с Франческой в воскресенье на пляж открывать купальный сезон. Это означало опять не пойти на Челестию.
Но я с упоением плескалась в еще холодной воде, брызгалась с Франческой и носилась по залитому солнцем пляжу — словом, и думать забыла про бабушку. Я мечтала только, чтобы поскорее начались каникулы и мы бы ездили на Лидо каждый день.
Так я не видела бабушку больше недели, а когда наконец увидела, была ошарашена случившейся переменой.
Бабушка Эя ужасно постарела. Обнимая ее, я заметила, какая грубая у нее стала кожа. Ее морщинистые толстые руки будто покрылись чешуей. Они непривычно загорели, да и лицо было бронзовым, но без того золотистого блеска, которым светилось мое.
