Суслик сразу остановился:
— Давай лучше без грузила. Ну его!
— Пожалуй, ты прав, — согласился Хома, — всё равно привязывать некуда.
Накопали они червяков и уселись на крутом берегу. Прямо под ними — омут, вода крутит, щепки носит. Хома палку держит, а Суслик в воду червяков кидает и кричит:
— Тяни!
Откинется Хома с палкой назад:
— Сорвалась.
Час ловят, два ловят — не ловится рыба. Срывается.
— Тащить не умеешь! — вскинулся Суслик на Хому. — Давай меняться!
Поменялись. Хома червяков бросает, а Суслик палкой машет. Не ловится рыба, да и всё тут.
— Может, насадка не та, — задумчиво сказал Хома. — Может, что другое кинуть надо?.. Я слышал, Сом на жареных сусликов берёт…
Суслик почему-то обиженно отвернулся.
— Слушай, — вдруг засиял Хома, — я догадался. Мы неправильно рыбу ловим. Ты полезай в воду и плавай, будто ты насадка. Вместо поплавка я тебе полено кину. Устанешь, схватишься, отдохнёшь. Эх, мы! Ну, лезь, лезь!
— А рыба? — спросил Суслик.
— А что — рыба? Ты будешь рыбу приманивать. Выплывет на тебя, на дурня, посмотреть, хватай за жабры. И мне — на берег! Только подбирай!
— Давно бы так, — подобрел Суслик, — сколько времени зря потеряли.
Стал Суслик с обрыва спускаться, поскользнулся — и шлёп в воду! Брызги полетели! Вынырнул и орёт с перепугу:
— Тону!
Хома ему скорей полено кинул. Хорошо, что промахнулся. Вцепился Суслик в полено, носит его водоворот по кругу.
— Спасите! — кричит.
— Рыбу, рыбу высматривай, — советовал Хома с обрыва. — Не забывай, ты — насадка. А Суслик знай одно вопит:
— Спасите! Помогите!
Пришлось Хоме палку ему с обрыва протянуть. Изловчился Суслик, когда его на полене мимо проносило, и схватился за палку. Еле-еле выбрался.
— Видал? — торжествовал Хома. — А ты говорил: зачем поплавок, зачем удочка? Только бы тебя без них и видели!
Больше они никогда не ловили рыбу.
Да и как тут с ним, Сусликом, ловить?
Он только рыбу пугает!
КАК ХОМА СВОЮ ТЕНЬ ОБОГНАЛ
Решил как-то вечером Хома ноги размять. Вышел из норы. Луна.
И всё кругом тени отбрасывает.
Даже трава.
Даже Муравьи, домой опоздавшие.
Даже Мошки — летят, а под ними по земле крошечные, как булавочный укол, тени бегут.
А самая большая тень — от заснувшего на поле трактора. Она все маленькие тени накрыла. Летел над полем Филин-полуночник, тенью своей крылатой любовался, глазищами сверкал. А как мимо трактора пролетел, с горя заухал, тень потерял.
Стоит Хома, тенью своей любуется! Упитанная такая. Плечи! И ростом вышла!
— Хорошая тень, — сказал Хома. — Пробегусь-ка я с ней шагов пять наперегонки. И хватит. И спать.
