— Невелика, видать, была армия у старого Фрица, если тебя одного на них на всех достало, — уязвил его Валентин.
— А меня несколько раз наполняли! — Горшок оказался не так прост, как выглядел. — Хоть ты и артиллерист, Фихтеле, а погоришь когда-нибудь на самом простом. Все пушкари такие — ведь сделка с дьяволом до поры до времени, а потом-то и начинается самое интересное.
— Никакой сделки я не заключал, — возмутился Валентин. — И хватит болтать, старый горшок. Я пришел за сердцем фрау Кнопфель.
С этими словами он запустил руку и тотчас нащупал в сметане то, что искал.
И это сердце оказалось просто замечательным: округлым, упитанным, цельным, хорошо сохранившимся и, несомненно, способным на искреннюю любовь. Валентин обтер его подолом рубахи, завернул в чистую тряпицу и спрятал в карман. Горшок наблюдал за ним неодобрительно, но ничего не говорил, а когда Валентин уже собирался уходить, окликнул его:
— Скушай тогда уж и сметанки…
Со сметанными усами Валентин возвращался домой. Маргарита все поглядывала в окно — она первая заметила брата и выскочила поскорее ему навстречу.
— Принес? — прошептала она ему в ухо, приподнимаясь для этого на цыпочки.
Валентин молча взял ее за руку и потащил в дом.
— Идем.
Они поскорее вошли на кухню и заложили задвижку. Маргарита жадно смотрела, как Валентин вынимает из кармана платок, кладет на стол, откидывает уголки.
Упитанное сердце фрау Кнопфель мерцало радостно и с любопытством. Оно явно стосковалось по теплу — а кто бы, спрашивается, не стосковался, сидючи столько лет в горшке со сметаной, да еще в леднике!
— Это мне? — влюбленно спросила Маргарита, протягивая к сердцу руки.
Валентин только кивнул, не в силах произнести ни слова. Он смотрел, как сестра подносит сгусток света к своей груди, и как постепенно теплое сияние заливает ее глаза и щеки.
Она моргнула несколько раз, потеряла крохотную слезинку и вздохнула.
— Все? — спросила Маргарита и огладила фартук у себя на груди.
— Да, — ответил он. Ему интересно было, сильно ли изменится сестра, но Маргарита оставалась прежней.
А потом она сказала:
— Что-то мне ужасно, просто до смерти, захотелось сметаны!
* * *
— Ты так и живешь у Маргариты и Шалька? — спросила я.
Валентин кивнул.
— Ясно, — вздохнула я. — Это все равно как я живу у мамы и папы. Мало веселого. Если бы я была тобой, я бы тоже уходила куда-нибудь пить пиво на целый день.
— Ага, ты меня понимаешь! — обрадовался он.
Тут мама выглянула из окна, увидела нас вдвоем и закричала:
