Бет, потрясенная болью, звучавшей в его словах, словно приросла к месту, не в состоянии ни сказать что-либо, ни поднять рук, чтобы его утешить.
— Мне казалось чудовищной несправедливостью, что жизнь подарила мне такое счастье в твоем лице, а бедной Мариане предстояло расстаться с самой жизнью.
Бет, не отдавая себе отчета в том, что делает, встала и подошла к Хайме. Молча взяла его за руку и повела обратно к дивану, усадив рядом с собой.
— Мариане так и не сказали, что она обречена… Некоторым людям лучше не сообщать о таких вещах. А она была такой удивительно юной в свои двадцать четыре года…
— Ты считаешь, ей надо было сказать? — спросила потрясенная Бет, обретя наконец дар речи.
— Мне кажется, она сама узнала… только вот когда, сказать затрудняюсь. В одном я убежден — она не смогла бы общаться с людьми, уверенными, что она знает… Особенно со мной. Вот такой она была. — Хайме положил голову на спинку дивана и закрыл глаза. — Через два дня после моего приезда в Барселону родители Марианы пригласили нас с отцом на обед. Я не виделся с ней с того дня, как узнал эту роковую новость, не оправился еще от шока и вести себя естественно не мог. Наверное, я был с ней нежнее обычного. После обеда мы вышли пройтись по саду, вдвоем, и она спросила, нашел ли я уже себе хорошую женщину… Это было у нас своего рода шуткой… — Хайме тяжело вздохнул и умолк. — Разве мог я рассказать ей о нас? — хрипло воскликнул он. — Я чувствовал себя чуть ли не виноватым, что нам отпущено судьбой так много. Ну, я и сказал, что никому не нужен. А она говорит: «Кроме меня». Я по сей день не могу вспомнить, о чем мы после этого с ней говорили. Но когда вернулись в дом, Мариана объявила родителям и моему отцу, что мы помолвлены… Все были, конечно, ошеломлены, а я больше всех…
И тут вдруг позвонил мой дядя Филипе. Отец Марианы и он были давними друзьями. Тебе, наверное, трудно представить, как такое может быть, но мы все делали вид, что радуемся такому событию, хотя нам, за исключением, возможно, Марианы, было совсем не до веселья. И тут, как я уже сказал, позвонил Филипе. О болезни Марианы он ничего не знал. И ее отцу, поскольку Мариана была там и могла все слышать, ничего не оставалось, как сообщить ему так называемую радостную весть. — Хайме умоляюще взглянул на Бет. — Бет, клянусь тебе, если бы я знал, что он звонит из отеля, я бы нашел способ немедленно ему перезвонить и объяснить, как по сути обстоят дела.
