С того момента, когда она узнала о зародившейся в ней новой жизни, пробудилась и ее любовь, которая оберегала и защищала ее от мук одиночества, как она сама оберегала и защищала эту развивающуюся жизнь. Бет вглядывалась в свете ночника в лицо сына. Это была миниатюрная копия человека, которого она ненавидела с такой же неистовой страстью, с какой раньше любила. Первое время это сходство заставало ее врасплох, перехватывало дыхание, когда маленькое личико обретало вдруг поразительно знакомое выражение. А глаза с зелеными крапинками, не такие, слава Богу, выразительные, как у отца, неожиданно воскрешали глубоко похороненные, полузабытые воспоминания.
Со временем, когда у Джейси стал проявляться свой характер, такие тревожные моменты почти исчезли. Способствовала этому и ее уверенность, что красота сына — отражение его доброго, отзывчивого сердечка. Даже когда он капризничал и становился несносным, отцовская двуличность в его характере не проявлялась.
Бет готовила себя к тому, что сын когда-нибудь начнет спрашивать ее об отце. И решила, что будет отвечать в зависимости от того, как он сформулирует свои вопросы, хотя и понимала, что занимает трусливую позицию. Но незадолго до своего последнего дня рождения он удивил ее не вопросами об отце, а заявлением, что ему хотелось бы иметь братика или сестричку. У нее перехватило горло, когда она вспомнила, с какой серьезностью он заверял ее, что ему все равно, кто это будет. Бет смотрела на сына, и глаза ее светились любовью. Она помнила, как поразило ее его желание, но еще больше поразила собственная реакция. В какой-то момент ее охватило грубое, примитивное желание родить еще одного ребенка, желание, которое ее потрясло и смутило.
Уходя, она бросила последний взгляд на сына. Сердце ее переполнилось нежностью. Завтра право смотреть на Джейси как на сына будут иметь другие глаза. Но… но сейчас он только ее сын, ее, и ничей больше.
Глядя на отъезжающую машину Розиты, Бет вдруг захотелось броситься вслед и умолять Розиту остаться.
— Поехали, тебе надо поесть.
Бет оглянулась. Хайме поднял ее сумку, которую она взяла из машины Розиты. Что такого особенного есть в его голосе, что даже после стольких лет разлуки делает его моментально узнаваемым?
— Бет?
— Я не голодна, — ответила она, идя за ним в сгущающихся сумерках по парковочной площадке.
— Но ты же говорила, что голодна! — Наморщив лоб, Хайме окинул взглядом ее тоненькую фигурку.
