Два часа я надраивал доски и заставил-таки их заиграть прежними красками. Я не слышал, как подошел Тристан, и едва не подскочил, заметив его краем глаза: он стоял у меня за спиной с чашкой кофе в руке.
— Надо же, как новенькие… — задумчиво протянул он.
— Угу.
— Давно ты не…
— Года два с половиной, три, не помню точно…
Я снова обшарил весь сарай: требовался набор инструментов и эпоксидка. На носу «лонгборда» так и осталась отметина — след от рифа, на который я наскочил в Коста-Рике; от глубокой царапины шла трещина длиной сантиметров десять, я тогда серьезно повредил колено. Перелом чашечки. Теперь могу предсказывать дожди.
Тристан заглядывал через плечо, наблюдая за моей ювелирной работой.
— Ну, и что у тебя на уме, Джек?
— Просто дело себе нашел.
Он топтался за моей спиной. Я знал, что ему надо — завести речь о Монике, разговорить меня на эту тему. Он, понятно, думает, что мне станет легче, хочет внушить, что ничего страшного не случилось и я переживаю на пустом месте. Мне даже необязательно было на него смотреть, я спиной ощущал. Длину волны неловкого сочувствия не спутаешь ни с какой другой.
— Ладно, с Моникой это был шок, я понимаю, но пора уже поставить на этом крест, знаешь…
Ну вот, призыв к прагматизму. Потуги на тактичность, все как на ладони. Как же я вижу людей насквозь, самому порой тошно. Тем более, что эта способность куда-то девается именно тогда, когда она может оказаться полезной.
— Я поставил крест, Тристан, поставил… Большой и жирный.
— Ну, так значит, что… Займемся серфингом? — спросил он весело.
Мне стало смешно.
— Уж очень избито, на мой взгляд, — язвительно ответил я.
Он капризно вздохнул.
— А, ну да. Избито, ясное дело…
Я тщательно стер подтек эпоксидки.
— …Как же, Жак Дюбуа не может поступить избито, боже упаси… Предсказуемое, банальное, может, кому и помогает, но это не для него, да?.. Лучше страдать… Он ведь у нас единственный и неповторимый, его горе — марочное, высшей пробы! Нам, грешным, и не снилось… это для незаурядной личности…
Я медленно повернулся, продемонстрировав ему каменно-невозмутимое лицо.
— Как ты красиво страдаешь, Джек! Ты просто превзошел себя!
Он встретил мой взгляд, полыхнув в ответ яростью, и не отвел глаз. Выдержал долго. Молчание жгло его, как зажатый в кулаке уголек. Тристан плохо переносит паузы. Это его слабость. И моя сила. Да, моя сила, наверное, в этом.
— Красуйся, Джек. И пошел ты на хер.
Он убрался. Право, я предпочел бы проиграть этот поединок. И не был уверен, что выиграл его.
