Широко известные кинокадры, на которых запечатлен Королев, сидящий за круглым, покрытым скатертью столом у лампы с абажуром и переговаривающийся с Гагариным, документальны относительно. Это действительно Королев, и произносит он именно те слова, которые говорил Гагарину перед стартом. Но кадры эти сняты уже позже, а не 12 апреля. Королева в бункере в то утро никто, к сожалению, не снимал.
Гагарин крикнул «Поехали!» самопроизвольно и, ни о каком «историческом» восклицании он не задумывался — просто вырвалось. Волновался? Да, конечно! И очень! Но страха, в обывательском значении этого слова, не было. Он напрягся, весь подобрался — как лев, готовый к прыжку. Рев двигателей казался в корабле совсем не громким. Где-то внизу глухо рокотало, но он ясно слышал голос Королева в шлемофоне, и Королев, как он понял, слышал его, в то время как на наблюдательном пункте разговаривать в секунды старта было невозможно. Ракета задрожала, и в следующее мгновение Гагарин почувствовал, что перегрузка начала вдавливать его в кресло. Она нарастала быстро, Гагарин знал, что до ужасной давиловки, которую ему устраивали на центрифуге, дело не дойдет. Он был готов и к тряске, как в телеге, которая катится по булыжнику.
С его слов известно, что спуск с орбиты он переживал тревожнее, чем восхождение в космос. Багровые всполохи, которые он видел в иллюминаторе, страшили, как и должен страшить пожар дома всякого нормального человека, в этом доме находящегося. Он знал, что обмазка спускаемого аппарата должна гореть, что перегрузки будут сильнее, чем во время подъема, — все это он знал, но все же сердце колотилось от волнения.
Как и десяткам космонавтов после него, первому космонавту тоже казалось, что парашютной системе уже пора бы сработать, а она все не реагирует. Он ждал этого, и все-таки корабль дернулся неожиданно: раскрылся купол тормозного парашюта. Перед глазами Гагарина загорелся транспарант: «Приготовься, катапульта!» Юрий сжался, подобрался. С резким коротким звуком отстрелился люк, и в следующее мгновение кресло катапульты вытянуло его из шарика спускаемого аппарата в прохладные объятия весеннего неба.
Сильно дернули парашюты, и Юрий почувствовал, как оторвался НАЗ — носимый аварийный запас. Он заметил, что Волга осталась далеко слева и НАЗ, в котором была надувная лодка, ему не понадобится.
И тогда Юрий запел.
Гагарин приземлился на сухом пригорке у села Узморье.
Первое, что он увидел, — маленькую девочку с теленком, которая стала быстро отдаляться от него к пожилой женщине. Это была Анна Акимовна Тахтарова с внучкой Ритой. О космонавте они ничего не слышали, но помнили, что год назад вся страна говорила об американском шпионе Пауэрсе — кстати, местный народ поначалу принял его за человека, прилетевшего из космоса, и радостно приветствовал. По этой причине жена лесника, завидев мужчину в оранжевом снаряжении, приземлившегося на парашюте, решила уйти «от греха подальше».
