– Мое предложение – сущий пустяк, – сказал он, – и совсем не отнимет у вас времени. – Он помолчал, она была вся внимание. – Возьмите для примера так называемую героиню этого… – он умолк, скрупулезно подыскивая слово, которое и определило бы, и осудило, – этого фарса, эту так называемую даму сердца Дон Кихота, и сочините ее словами сатиру на его непрошеные ухаживания. – Он поглядел на герцогиню. Она должна принять его замысел, показать, что план ее воспламенил. И ощутил удовлетворение, когда она быстро кивнула. И еще большее, когда она сказала:
– И у нее нет намерения отвечать благосклонностью уходящему веку: она собирается замуж за пекаря из соседнего городка.
Он одобрительно засмеялся – она уже нащупала нужную жилу. Герцогиню осенила внезапная мысль.
– Никто не должен знать, – сказала она, – что автор я.
– Разумеется, – поспешно ответил Онгора. – Автором может быть только эта деревенская возлюбленная: решив взять перо с бумагою и понимая, что не умеет писать, она наняла писаря, чтобы тот запечатлел слова ее негодования и презрения. – Он встал с дивана и посмотрел на герцогиню сверху вниз. – Мой отъезд поможет вам поскорее приступить, – сказал он, целуя ее руку.
Двери гостиной уже медленно раскрывались. У него оставалась еще мысль, последняя свая его интриги.
– Почтительнейше прошу вас по завершении прислать рукопись мне. Я прочту ее, несомненно, с удовольствием, но внесу необходимые поправки, буде они понадобятся, хотя уверен, что они не потребуются. Затем я поручу набрать ее, напечатать и распространить. – Пожатием плеч он отмел расходы, как того требовало благородство. – Все будет просто.
Ее молчание подразумевало согласие.
Он изящно поклонился и повернулся к двери.
– Ну а спор? – спросила она ему вслед.
– Что через неделю после напечатания вы станете знаменитостью. И в этом будет моя награда, – сказал он, пряча мстительность под личиной душевной щедрости. – А если так не случится, вы можете назвать любой заклад, какой ни пожелаете. – Он поправил плащ. – Но спор выиграю я. – Он снова поклонился и вышел.
Пока Онгора направлялся к своей карете, уже пылая предвкушением успеха, он испытал редчайшее для него чувство. А что, если он вдруг переусердствовал с интригой и, использовав нравственную стойкость герцогини для осуществления своих коварных планов, принесет им больше вреда, чем пользы? Но пружина бессердечности подсказала ему следующую мысль: что, собственно, может угрожать ему, от чего подкуп, связи и его находчивость его не обезопасят? А если все-таки дойдет до этого, так и в скандале тоже слава. А тогда, думал он, влезая в карету и усаживаясь поудобнее, если герцогиня отгадает его стратагему, или узнает, что причиной всей интриги была детская мстительность, на нем это никак не скажется. Его чувства к ней давно уже свелись к терпимости. Стань она его любовницей, у него не было бы надобности прибегать к коварству. Насколько было бы проще для нее, подумал он и прищелкнул языком, если бы она допустила его до себя.
