А муза? Она его оставила, как некоторые ветра оставляют ландшафты, лишенные чернозема, спаленные в пустыри. Он ощущал во рту вкус этой утраты. Его преследовал ночной кошмар, в котором придворные драматурги и поэты пренебрежительно читали его стихи, громко смеялись над предсказуемыми рифмами, презрительно фыркали над романтичными излияниями, саркастически спотыкались на кружевном – слишком кружевном – размере. В этом кошмаре он был человеком, который зримо ежился, когда кто-то смеялся, превращался в надувшего губы ребенка. Затем финал этого гротеска: император, часто повторявший, что он самый незначимый поэт в Испании, сдергивает с него панталоны и говорит всему собравшемуся двору, что его гениталии на редкость крохотные и их ничего не стоит убрать вовсе. Придворные приближаются, словно бы для того, чтобы немедленно проверить действием, так ли это, и он просыпается, весь липкий от паники, извиваясь в предчувствии мучений.
И всякий раз после такого кошмара он, неведомо для себя, но неизбежно, затевал с кем-нибудь ссору, чаще набрасываясь на слугу, и находил способ причинить им боль. Несколько раз ему приходилось драться на дуэли. И тогда, если знал, что выйдет победителем, он бывал очень опасен.
Эта ярость хорька в данный момент оставалась хорошо упрятанной. Краткая стычка с Роблсом позволила ему распухнуть от удовольствия. Он получил книгу, надул печатника и сейчас едет, чтобы преподношением герцогине укрепить свою репутацию. Он остановится на минуту в пути и напишет посвящение ей. Если книга заслужит внимание императора – хотя не стоит забывать, что десятки таких произведений будут появляться при новом дворе каждый месяц, – тогда, быть может, за вымучиванием этих маленьких виршей последует новое назначение. А просто писать их стоит крови. Но год-другой на каком-нибудь полученном от монарха посту заживят раны, пока кровоточащие. Ну а теперь вперед, к герцогине, где, раз уж мне не удастся залезть к ней под юбки, подумал он, я соблазню ее тщеславность.
Позднее Онгора высунул свою тщательно прибранную голову в окошко, и когда его карета свернула на подъездную дорогу к дому герцогини, он обозрел карету Дениа с древним гербом в пыли накаленных дорог.
Очень удачно, подумал Онгора, с отработанной грацией выходя из кареты. Маркиз хотя и опасный человек, но продавец влияний. Если он сумеет приобщить себя к репутации герцогини, быть может, маркиз вспомнит о свободной вакансии при дворе. Или даже создаст ее.
