Но задуманной передышке сбыться было не суждено. Лакей только-только открыл перед ней дверь, она потратила всего секунды, созерцая свет, играющий на симметрии полок и на статуэтках, и уже раздался перестук мощных каблуков маркиза. Позади нее скрипнула распахиваемая дверь, и когда она обернулась, возможно, с одной из самых прекрасных улыбок в империи, в комнате уже обреталась смуглая физичность маркиза. Он уже завладел ее рукой, уже пометил изящные пальцы бессовестными губами, отвесил надлежащий поклон и все это время каким-то хитрым манером не спускал с нее глаз.
– Вы неизменно прекрасны, – прожурчал он и шершаво погладил ее руку. Это бесстрастное прикосновение показалось ей странным. Она улыбнулась и отняла пальцы.
– Добро пожаловать, ваша светлость, – начала она, отходя к одному из диванов, – комната для вас приготовлена. Возможно…
– Государственное дело – вот причина моего визита, – перебил он. – Вы должны извинить меня, если мои манеры принесены в жертву неотложности.
Избавив себя от необходимости соблюдать деликатность, он раскинулся на диване и посмотрел на герцогиню с улыбчатым благодушием.
Герцогиня все еще стояла, поражаясь его неучтивости. Затем грациозно села напротив и присоединилась к нему в молчании, которое сначала было вежливым, а затем превратилось в поединок характеров. Благодушный взгляд маркиза ни на секунду не отрывался от ее лица. И с каждой секундой выражение этого взгляда из попытки обрести общий язык все больше превращалось в надменную усмешку завоевателя. Однако герцогиня, окруженная лучшими умами всех веков в переплетах бережно хранимых книг, и статуями, и античными статуэтками, выдерживала его взгляд с невозмутимостью, готовой позаботиться обо всех его нуждах. То есть если это были нужды человека благородного.
Маркиз, подчеркнув, что его молчание было издевкой над учтивостью, прищелкнул языком, звук крайне неуместный среди этой утонченности.
Герцогиня осведомилась:
– Вы не желали бы подкрепиться после пути, или…
И снова он ее перебил:
– Ваши сады, пожалуй, лучшие во всей Испании. (Слово «пожалуй» он произнес с неподдельным взвешиванием их достоинств). Я возьму их за образец для моего дворца.
Она поняла, что он нарочно сказал «дворец», чтобы напомнить про свое возвышение.
Внезапно он вскочил и принялся мерить гостиную шагами. Она без малейшего юмора отметила, что его внушительный обхват обеспечивает надежный баланс широко шагающим ногам.
– А эта комната… – он снова прищелкнул языком, – хранит невинную чистоту высокого ума.
