Районная врачиха встретила неприветливо. Молва про «черный воронок», растекшаяся по избам, напугала не только Веркиных подруг. Сама Людмила не чаяла увидеть Ивана после того, что случилось. И уж во всяком случае понимала, что любые контакты с ним сделались опасны. Ей даже странно было думать, что он когда-то занимал ее мысли. От широких плеч веяло силой и молодостью. Однако избыток здоровья этого как бы обреченного человека был ей неприятен. Темный загар и настойчивый взгляд знакомых серых глаз вызывал досаду. И она была рада мстительному чувству, избавлявшему ее от прежних любовных тревог.
На просьбу дать адрес Надежды решительно отказалась.
— Сама приедет и даст. Когда? Узнаешь! Да и нечего вам видеться. Захочет — найдет.
— Как найдет? — настаивал Иван. — Наши косят за Лисьими Перебегами. И я там буду. А ей невдомек.
Людмила глянула недобро.
— Я укажу. Какое сегодня число?
— Не помню. Суббота, кажется. Стало быть, двадцать первое.
— Вот, жди! Может, завтра, в воскресенье, приедет. Еще будешь здесь?
В ответ Иван окатил ее тяжким взглядом:
— Ну ладно…
Душевный настрой Надежды был, однако, далек от Синева, и Людмила не догадывалась, что с ней творится.
В ночное время, на грузовой машине она очутилась на узкой лесной дороге и ехала неведомо куда. С ужасом вдруг осознала, что рискует не чем-нибудь — жизнью. Даже двумя… Отправиться в путешествие с незнакомым человеком, безо всяких объяснений и гарантий — кто это выдумал? Здоровущий парень за рулем может ее ограбить, убить, изнасиловать. Грабить, правда, было нечего. Остальное при ней — и жизнь, и честь.
А можно сказать и по-другому. Она ехала к человеку, который стал ей бесконечно дорог. И машина была военная. Водитель в пилотке принадлежал к той армии, которая повиновалась каждому слову своего командующего. И она, только в другом смысле, тоже может назвать его своим.
Грузовик с ревом вылезал из одной колдобины и тут же попадал в другую. Заляпанные грязью фары сперва тускло освещали макушки деревьев, затем упирались в черную бездонную топь. Лицо водителя было непроницаемо. Украдкой вглядываясь в темный и грозный профиль, Надежда пыталась представить, о чем он думает. О дороге, а может, о любви? Она думала о любви всегда — на работе, дома, утром, вечером, ночью. В любви, в ней одной, заключался весь смысл ее жизни. А ведь у других тоже, подумала она, заинтересовавшись мыслями незнакомца. Но тот рвал тормоза и скорости с ловкостью фокусника. И ничего нельзя было понять.
