Кровавая фиеста молодого американца | страница 31



Роскошная гостиная. Тишина. И только музыка рояля. За роялем Артур Рубинштейн. Сам великий Артур Рубинштейн.

Джек, Мэбл и их многочисленные друзья, знаменитые художники и артисты, затаив дыхание, слушают великую музыку.

После долгого ужина все уезжают к морю и купаются в нем под ночным лунным небом… На рассвете — обратная дорога во Флоренцию. Вереница автомобилей движется по этой живописной дороге.

Они въезжают в небольшой городок, останавливаются. Этот городок состоит из маленьких домишек, расположенных вдоль реки. Напротив каждого домика — мостки, и сотни женщин, мужчин, детей стирают, полощут белые простыни.

Автомобили останавливаются.

Известный художник, друг Мэбл, вынимает блокнот, начинает делать зарисовки и весело объясняет:

— Это один из самых знаменитых городков Италии. Он обслуживает гостиницы Рима. Сюда свозят постельное белье из всех гостиниц и весь город занимается его стиркой. Только стиркой. Это единственная профессия всех здешних жителей.

И снова прекрасная вилла Мэбл Додж. В роскошной спальне, в роскошной кровати лежат Джек и Мэбл. Она ласково гладит его. Он говорит:

— Я жил не так уж плохо, но в такой роскоши — прости… А в общем, это прекрасно: твоя вилла, твоя Италия, твои друзья.

— Наша вилла, наша Италия, наши друзья. Джек обнимает ее.

— Тебе хорошо здесь? — воркует она. Джек целует ее.

— Ты, наконец, успокоился, мой неистовый Одиссей? Вспомни, как ты плохо выглядел. Как ты уставал все эти месяцы. Эта твоя бесконечная репортерская беготня… А я ненавижу эту машинную Америку, этот бездарный Нью-Йорк… А здесь мы свободны, как дети, любим друг друга, и нас окружают только самые красивые вещи и самые красивые люди.

— Да! Мне давно не было так покойно, так покойно по-детски. А эта кровать… — он рассмеялся. — Мне кажется сейчас, что кроме этой нашей роскошной кровати больше ничего не существует на свете. Такое ощущение, что в этой кровати мы путешествуем по всей Италии.

— Это ты хорошо придумал. Это смешно и очаровательно, — она поцеловала его.

— Правда. В этой кровати я плаваю с тобой по каналам Венеции. Облетаю вокруг куполов соборов. Качаюсь в теплом море… Спасибо тебе за все это, моя Мэбл — моя самая лучшая из женщин.

— Спасибо и тебе Джек, мой малыш! Я так рада. Она протягивает руку, потянув за шнур, задергивает огромную, как театральный занавес, тяжелую штору.

Мексика. 1913 год

Взгромоздившись на крышу вагона, Джек фотографировал все, что происходило внизу. У того же вагона стоял Панчо Вилья, засунув руки в карманы. На нем была шляпа с обвисшими полями, рубашка без воротничка и сильно потертый, лоснящийся коричневый костюм.