И снова где-то в душе у Юрия мелькнуло сомнение, что Пестов причастен к взрыву на Либкнехта.
Уткин довел его до уцелевшего угла паровозного цеха, в котором возилось десятка полтора рабочих, разбиравших завалы, и представил молодому стриженому парню.
— Павлов, вот тебе помощника прислали! — и, повернувшись к Юрию, объяснил: — Твой бригадный будет. Пока разбирать завалы, к зиме в цехе «буржуйки» делать начнем. Зима не за горами, а наши новые хозяева ее не очень любят и загодя готовиться решили. Свыкайся.
Он отвел Павлова в сторону и что-то зашептал ему. Павлов несколько раз взглянул на Токина, и Юрий понял, что речь идет о нем. Как только Уткин ушел, Павлов зычно крикнул:
— Шабаш! Передых!
Рабочие стали стекаться к длинным самодельным лавкам — пока единственной мебели, установленной в цехе.
— Ну, здорово, капитан! — раздалось у Токина за спиной.
Юрий обернулся и обмер. Перед ним стоял Борис Фадеевич Архаров, отец Георгия и Александра, обоих краев заводской команды, и улыбался в свои пушистые усы.
— Борис Фадеевич! — выдохнул Юрий и кинулся к старику. — А ребята где?!
— Не дальше твоего ушли, — сказал Архаров, усаживаясь на лавку.
К ним начали подходить рабочие, неспешно деля самосад и скручивая «козьи ножки».
— Оба в соседнем цехе слесарят. Скоро в паровозный перейдут. Жорку контузило снарядом, когда наши город назад отбивали, — он сказал «наши» так, будто и не было этих серо-зеленых мундиров, видневшихся сквозь стенной провал там, на залитом солнцем заводском дворе. — Очухался Жорка. Только кость правой ноги нет-нет да заломит.
Из подошедших поздоровались с Юрием человек пять. И на душе у него стало радостно. !
— А с Пестовым как случилось? — спросил он громко.
Борис Фадеевич, сдерживая раздражение, тщательно выбил трубку, но на вопрос Юрия не ответил. Нагнувшись, долго искал проволочку и, прочистив мундштук, когда уже впечатление от громкости вопроса несколько сгладилось, сказал:
— Идем, я тебе покажу твое рабочее место. Чтобы знал, где хлеб зарабатывать будешь.
Они пошли в глубь цеха.
— Ты вот что, парень! Болтай поменьше. Здесь разных ушей много торчит. В одной нашей бригаде незнакомого народу полно. А за такой вопрос рядом с покойным болтаться будешь.
Борис Фадеевич вдруг перекрестился, хотя Юрий точно знал, что старик скорее предпочитал пустить матерком, чем положиться на бога.
Архаров подошел к выбитому оконному проему и, облокотившись на обгорелую доску — все, что осталось от подоконника, — сказал, глядя на двор, в котором разгружалась новая машина с немецкими солдатами:
