Возле разбитого вокзала
Нещадно радио орало
Вороньим голосом. Но вдруг,
К нему прислушавшись, я понял,
Что все его слова я помнил.
Читали Пушкина.
Вокруг
Сновали бабы и солдаты,
Шёл торг военный, небогатый,
И вшивый клокотал майдан.
Гремели на путях составы.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Мы это изучали в школе.
И строки позабыли вскоре —
Во времена боёв и ран.
Броски, атаки, переправы…
«Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман».
С двумя девчонками шальными
Я познакомился. И с ними
Готов был завести роман.
Смеялись юные шалавы.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Вдали сиял пейзаж вечерний.
На вётлах гнёзда в виде терний.
Я обнимал девичий стан.
Её слова были лукавы.
«Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман».
И вдруг бомбёжка. «Мессершмитты».
Мы бросились в кювет. Убиты
Был рядом грязный мальчуган
И старец, грозный, величавый.
«Любви, надежды, тихой славы
Недолго тешил нас обман».
Я был живой. Девчонки тоже.
Туманно было, но погоже.
Вокзал взрывался, как вулкан.
И дымы поднялись курчавы.
«Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман».
«День выплывает из-за острова…»
День выплывает из-за острова
И очищается от мрака
С задумчивостью Заболоцкого,
С естественностью Пастернака,
Когда их поздняя поэзия
Была дневной, а не вечерней,
Хотя болезнь точила лезвия
И на пути хватало терний.
«Когда бы спел я наконец…»
Когда бы спел я наконец
Нежнейшее четверостишье,
Как иногда поёт скворец
Весною в утреннем затишье!
Про что? Да как вам объясню?
Всё так нелепо в разговоре.
Ну, предположим, про весну,
Про вас, про облако, про море.
«Чудо — познаваемость вселенной…»
Чудо — познаваемость вселенной
И с природой дивный диалог.
Этот чистый, тёмный и целебный
Рек, небес, пустынь и моря слог.
Этих гор возвышенные оды,
Пёстрые элегии лесов,
Разговор осмысленной Природы,
Примечанья птичьих голосов.
Осторожней принимай признанья
И о тайнах сбивчивый рассказ.
Что-то пусть останется за гранью,
В любопытстве сдерживая нас.
