— Вы поразительный человек, — сказал он, гордый ее доверием.
— Кто знает, может быть, вы и правы, — задумчиво молвила Клара Васильевна. — Знаете, что сейчас мне вспомнилось? Однажды вот так же вошел в этот дом сравнительно молодой человек. Он не был статен, хорош собой, но он прочел мне четыре строки. Всего четыре строки, Подколзин, и я раскрыла ему объятья.
— Кто ж это был? — воскликнул Подколзин.
Немного помедлив, она прошептала:
— Нет, умолчу. Скажу лишь одно: в тот вечер и родился на свет наш отечественный постмодерн.
У Подколзина подкосились ноги. Он взглянул на галерею портретов — в который уж раз за этот визит — ему почудилось, нет, не почудилось: эти идолы и земные боги смотрят на него вопрошающе, словно оценивая его — достоин ли он войти в их круг? Подколзин ощутил жар решимости.
«Эту женщину обнимал Дерябин!» — подумал он, протянув к ней руки.
— Угрюмый, высокомерный конь… — прошелестела Клара Васильевна.
И Подколзин взлетел над гнездом жар-птицы.
Сладко тебе смотреть, человече, с высоты ста восьмидесяти сантиметров на трудовой муравьиный социум? Вроде бы шел по своим делам, а вот точно приклеился к месту и вглядываешься зеленым зраком, откинув со лба свой черный клок, будто и сам не прочь включиться в эту деятельную среду.
Уже различаешь всю иерархию — скромных безотказных строителей, строгих прорабов, важных вождей — каждому отведено свое место.
Конечно, в этом круговороте не только коллективистский пафос, тут еще самореализация, всюду жизнь и всюду страсти, а от судеб защиты нет. Однако ж, пока еще гром не грянул, надо возводить свою крепость, и исполнять свои обязанности, и продлевать муравьиный род.
Но вот ведь какая тревожная мысль! Что, если ты привлечешь внимание и встанет рядом с тобою Некто — в светлой рубашке с черными крапинками, в новенькой куртке, пахнущей кожей, и в башмаках со зловещим скрипом, начищенных до безумного блеска? Ведь одного короткого взмаха левой или правой ноги вполне достаточно, чтобы погибла эта вселенная, там, внизу!..
А если кто-нибудь в ней уцелеет, то лишь для того, чтобы рассказать беспечным будущим поколениям, пьяным своей отвагой неведенья, о грозном и беспощадном боге, пахнувшем кожей и гуталином.
Но нет, зачем нам думать о грустном? Хватит нам и своих забот, своих легенд и своих героев.
Росла и мужала слава Подколзина. У всех, в ком жив еще интерес к духовности, к новейшему слову и ко всему, что их окружает, сопровождает, вьется вокруг, у всех у них на устах его имя. В большой цене оказались те, кому подфартило встречать мыслителя, кто знал его в темную пору безвестности, кто угадал и разглядел в том угловатом и неприметном будущего творца «Кнута».
