Забвение | страница 3



Слово «забвенный» звучит по-новому. Каюсь, я прежде его находил несколько выцветшим, архаичным. С дерзостью, самому непонятной, однажды я его заменил. «Переживешь мой век мгновенный» — так я кощунствовал в пушкинских кущах. Самонадеянно полагая, что этот эпитет звучит привычней, а также печальней и безысходней. Сегодня впору просить прощения у милого Александра Сергеевича. Забвенный мой век. Обреченный мой дом, в который уже стучится забвение. Что за судьба! — забыть весь мир раньше, чем он тебя забудет.

Согласитесь, что в подобном поступке — пусть даже не по собственной воле — таится адское высокомерие. Земля еще только собирается сдунуть тебя со своей поверхности, а ты уже отторгнул ее. Даже не сообщив ей об этом.

Насколько великодушней был Рейган в аналогичной ситуации. Узнав о предстоящей беде, он, как отец, простился с нацией. Нашел настоящие слова и верный звук — мужское достоинство, сердечность, сдержанное волнение. Последовать бы такому примеру. Позвольте оторвать вас от дел, мои дорогие соотечественники. Простите меня, я должен забыть вас. Это тяготит мою душу.

Нет, я не Рейган, я другой. Я не потревожу эфира, не обращусь с прощальным словом, с напутствием ни к землякам, ни к землянам. Мне предстоит забыть человечество. Субординация будет нарушена — обычно оно с вызывающей легкостью стряхивает с себя наши судьбы. При этом соблюдая обрядность и правила хорошего тона. Литература и элоквенция не зря умеют подсуетиться и предложить на этот случай несколько утешительных фраз со скрытым оптимистическим пафосом: «никто не забыт, ничто не забыто», «ты с нами сегодня, завтра, вечно». Ну как же! Мир «без меня неполный».

Похоже, во мне кипит обида. Еще немного и, как Тимотеус, я что-нибудь крикну про «злую мачеху». Опасно. В теперешнем положении не следует потакать настроениям. Теперь я на них не имею права. Помочь мне может другая формула, которую обронил целитель. Кажется, «скорбное бесчувствие». Невосприятие бед людских. Но этого еще недостаточно, этим защитным механизмом владеет бо’льшая часть человечества. Мне жизненно необходимо привить себе невосприятие собственных бед. Вспомнить, что все это начиналось, как в популярном анекдотце: «—Доктор, я стал все забывать. — И с вами это давно? — Что именно?». А далее анекдот развивается и начинает звучать драматически. Как и положено анекдоту. Но сохраняя комизм абсурда.

Дома, поставив на проигрыватель медлительную ретромелодию из первой трети прошлого века, поглядывая на дуб за окном, я пробую упорядочить мысли. Должен ли я приходить в отчаянье? Что ждет меня? Атрофия памяти. А если бы атрофия легких? Если бы забастовал кровоток, несущийся по моим артериям? Да мало ли на свете напастей! Опухоли, проказа, СПИД.