Я не могу сказать, сколько мы были в тумане: может, секунду, а может, вечность. Одно скажу точно: исчез он внезапно, как не было.
И тут же в голову ворвался шум: сотни мыслей, идей, озарений, грандиозных планов, – вся ноосфера, найдя девственный мозг, спешила в нём утвердиться. Впрочем, тут она ошиблась: не такой уж мой мозг был девственный, – я был из неё родом, я просто вернулся домой.
Чекистов колбасило много больше, они явно не были готовы к такому нападению на мозги, хотя, конечно, слышали рассказы об этом состоянии от Гали и, возможно, кого-то ещё.
– Пойдём, – тут я взял инициативу на себя, – хоть узнаем, в какое время забрели.
Чекисты взяли себя в руки, подобрали рюкзаки, и мы, тряся головами, двинулись в обратный путь.
Этот март, если, конечно, это был март, был значительно теплее того, из которого мы вышли. А зарево иллюминаций, стоящее над ночной Москвой, подтверждало: мы в будущем. В 70-е в Москве ночная жизнь ещё так не кипела.
Мы подошли к метро. На одном из домов уже висел плакат: "С праздником, дорогие женщины!" и дата – 1997.
Впрочем, я уже давно понял, что сегодня именно тот день, в который я исчез, – 5 марта. И то же самое время, в которое я переходил двадцать лет назад Литейный мост.
Я не ошибся.
– Ну что ж, – обратился я к двум впитывающим новую мыслесферу страдальцам, – поехали ко мне домой. Отлежимся.
– Не вздумай бежать, – прохрипел Курбатов, – мы при оружии.
– Да ладно, – на меня накатило жуткое равнодушие, – куда мне бежать из родного времени? Я у себя дома, а вы – мои гости. Незваные. Кстати, деньги у вас есть?
Ремизов молча протянул мне "пятихатку", мою собственную "пятихатку", из тех, что я сдал когда-то Борису Витальевичу. Кстати, жив ли он?
– Тогда поехали, – спокойно сказал я, – отсюда до "Красногвардейской" без пересадок.
На метро мы проехали без приключений, хотя, наверное, странное представляли собой зрелище: трое мужиков с блуждающими глазами, нагруженные рюкзаками. Турпоход зимой?
Наконец добрели до дома. Думал я, конечно, что когда-то снова в него войду, но не думал, что так скоро. И, попав обратно в своё время, увижу ли снова мою Галю, Любу, Бориса Витальевича? И захотят ли они меня видеть?
Мы прошли мимо гаража-ракушки, в котором стояла моя "шестёрка", оставленная в нём двадцать лет назад, поднялись на седьмой этаж. По счастью, никаких соседей мы не встретили. Встретили мы нечто другое.
Я открыл дверь, пропустил вперёд Ремизова, сам вошёл за ним, а меня конвоировал Курбатов. Включил электричество. Дальше всё произошло мгновенно, по крайней мере, мои напрягаемые впитыванием новых старых понятий мозги запомнили только сумбур: свалка, шум, мат – и вот я сижу на полу, рядом – мордами в пол – лежат скованные наручниками Ремизов и Курбатов, а над нами стоят несколько человек в штатском. Лицо одного мне показалось странно знакомым: седой, почти полностью лысый толстяк. Борис Витальевич!
