Именно эти обстоятельства и заставили наших более дальновидных Представителей согласиться вновь подумать об озере. Нашем «океане». Из этого сотворили настоящий ритуал. Все население близлежащих долин и делегации со всех краев нашей планеты встали вдоль его берегов. Было хмурое серое утро, и толпы были молчаливы и унылы. Оттуда, где мы стояли — с невысоких холмов над водой, — мы могли разглядеть у далеких берегов серовато-коричневые массы людей. Мы, Представители, расположились на самом близком к стене берегу, и нам открывалось, высоко над горами по ту сторону воды, светлое серовато-голубое небо, казавшееся слишком тихим, чтобы ему радоваться. Те, кто живет в состоянии постоянной угрозы, знают о тишине нечто такое, чего совсем не понимают живущие в беззаботные времена. Было заметно, что люди вокруг меня оглядываются по сторонам, чтобы посмотреть в лица других; все молчали либо говорили очень тихо, и мне пришло на ум, что причина подобного сосредоточенного внимания заключалась в том, что они — все мы — слушали. Все, что нам приходилось делать, было для нас трудным и ненавистным, мы не испытывали удобства даже в мельчайших, самых обычных и часто повторяемых делах нашей каждодневной жизни, начиная от надевания тяжелых шуб и заканчивая готовкой жирного мяса, ставшего нашей основной пищей; не испытывали удобства в нашем сне, которому постоянно угрожал вкрадывавшийся откуда-то холод, это тяжкое бремя холода словно пропитало нас, как вода пропитывает глину; не испытывали удобства, даже протягивая руку или улыбаясь, ибо наши тела и лица постоянно казались слишком легкими и хрупкими для того, что им приходилось делать и выражать. Казалось, у нас не осталось ничего естественного, а следовательно, и веселого или просто приятного.
Мы были чужды самим себе настолько же, насколько и окружающей среде. И поэтому группы, да и толпы людей легко и часто погружались в молчание. Как будто мы заставляли служить это чувство, слух, за неимением других чувств, которые были нам так нужны. Мы слушали — глаза каждого из нас постоянно выражали ожидание услышать или принять какую-то новость, или послание, или информацию.
Среди нас, Представителей, были такие, кто говорил, что мы должны сделать из этого события, обращения нашего озера в источник пищи, церемонию с песнями и хоралами, сопоставляющую унылость нашего настоящего с прошлым. Таким недавним прошлым… Лишь совсем маленькие дети не помнили, как наше озеро лежало, такое голубое и яркое, среди зелени и желтизны листвы. Какая надобность в формальном ритуале памяти? Простор наших сверкающих вод был голубым и был зеленым, и была белая рябь на нем. Люди ныряли с коричневых скал и плавали вдоль невероятно красиво окрашенных берегов… Теми, кто постоянно живет среди тускло-коричневого, серого и земляного цветов оттенки нагретой и плодородной суши начинают восприниматься как необычные, почти невозможные. Стояли ли мы здесь — мы, обитатели нашей пораженной болезнью планеты, — стояли ли здесь и смотрели ли на полные жизни коричневые тела, ныряющие и плавающие в отражающих небо водах? Танцевали ли мы, пели ли на этих берегах теплыми ночами, когда эти спокойные темные воды казались наполненными звездами?
