108. И вот, когда патриарх, вопреки всем ожиданиям, услышал это, он сказал: “Ты и в самом деле отцелюбивый студит, господин Симеон, и обладаешь их упорством, может быть, заслуживающим похвалы, если оно законно”. Затем он кратко выразил свое мнение в следующих словах: “Я говорил, что несколько обрежу твое большое упорство в этом деле, но так как ты все тот же и нисколько не изменился, но остаешься в неколебимом почитании твоего духовного отца и в верности ему (что кажется мне и всем похвальным и законным), то во всяком случае ты выказал свое неповиновение нашим словам. Так находись отныне, где тебе угодно, общаясь, конечно, со своими учениками и поступая, как ты желаешь, не встречая препятствий с нашей стороны, вне ли этого города, или в нем, торжественно празднуя и радуясь вместе с друзьями”. Сказав так, он отпустил их с миром.
109. Итак, блаженный Симеон, даже не подвергшись гонению, явил себя добровольным мучеником, и по свидетельству совести, и по терпеливому перенесению искушений, нашедших на него ради [исполнения] заповеди Господней. С возлюбленными своими чадами — высокопоставленными лицами, о которых сказано выше, радостно выходит он из патриарших покоев, и вместе со всеми ими ему оказывают гостеприимство в доме дивного Христофора, по прозвищу Фагура. Там провел он немало дней. Прежде всего он преизобильно оказал духовную пользу самому хозяину и его двум братьям, а затем и многих других беспрепятственно допустил [слушать] поучения, содержащиеся в его медоносных речах, — а это были священники, левиты, вельможи, простолюдины, мужи и жены, дети и старики, все, кто узнал о нем и кем он был любим. Затем отправляется он к возлюбленному своему [месту] уединения, желая устроить там келлию для [подвига] молчания. Но Бог, дающий гнездо орлятам и хлеб в пищу людям, наподобие ливня изливает этому блаженному мужу деньги и отверзает для него сокровища власть имущих, и сразу все — и родственники их, и друзья, и дети — доставляют ему достаточное количество золота. Приняв его, блаженный дерзновенно обращается к Богу, Которому он и молился об этом, то есть о постройке монастыря.
110. Но кто в состоянии рассказать снова о возникших против него искушениях от демонов и от соседей? Первые не явно, а вторые явно ежечасно скрежетали на него зубами, кидали [в него] камнями, оскорбляли, угрожали, запугивали. Чего только не делали они, чтобы отвести его от мысли воздвигнуть [монастырь]. Симеон же, облекшись в скалу (Гал. 3:27; 1 Кор. 10:4), на ней утвердив навсегда (Пс. 39:3) основания разума своего, оставался твердым и непоколебимым для натиска искушений и для встречных ветров. Движимые завистью соседи препятствовали ему, открыто угрожали ему и преследовали его, осыпая его камнями. А давно воздвигнувшие на него брань бесы, будучи невидимыми, сотрясали постройки и заставляли его трудиться заново. Да зачем много говорить? Горе бедствий и свирепые волны ежедневно восставали на него сразу и от бесов и от людей. Но все же, как теперь видно, с большими усилиями завершается у него построение этой малой обители, где насадил он сад и виноградник во утешение монахам, которым предстояло здесь предаться подвигам. И так собрал снова Симеон другую паству и стал праздновать память отца [своего] с большими почестями, чем прежде. Ведь [в землях] Евгения, где он приобрел также подворье, в храме Богородицы собиралось почти все духовенство великой Церкви Христовой, следуя народному обычаю собираться, при большом стечении монахов и мирян, и в течение целых восьми дней совершался праздник, и никто не возбранял и не осуждал это, как прежде.
