Он провел меня к выходу, но у двери замешкался с замком.
— А жена?
— А что жена? — невинно спросил доктор.
— Как вы думаете, ей говорить или не надо?
— Полностью на ваше усмотрение. Но лучше не надо. Она ведь вас любит?
— Конечно любит! — с жаром заверил я.
— Тогда ей незачем знать правду. Всего доброго. Я вышел в коридор и остолбенел…
Полчаса назад, когда я боязливо мялся перед дверью, сомневаясь, идти или нет, здесь никого не было. Теперь же на стульях, рядком поставленных вдоль стены, сидели трое. Парочка молодых людей — юноша и девушка, явно пришедшие вместе, о чем-то тихо шептались, бросая время от времени опасливые взгляды на дверь. Пришли провериться «на любовь», да не решаются. Чуть в стороне, особняком, глядя прямо перед собой, сидела Маринка. Вот и съездила к маме.
Сзади скрипнуло, и вышедший следом за мной доктор громким веселым голосом сказал:
— Следующий!
Ощущение «больничности» всего происходящего скачком усилилось. Ребята испуганно замолчали и посмотрели на Марину. Она повернулась на голос и начала вставать, но тут увидела меня. Глаза расширились, в них мелькнул неподдельный ужас человека, уличенного в измене. Впрочем, я тоже чувствовал себя предателем… Улизнул тайком, не сказав ни слова… Стыдно…
Марина пришла в себя первая. Не тратя времени на пустые выяснения обстоятельств, она спросила:
— Ну, как?
Я промолчал, и моя умная жена поняла все без слов.
— Жди меня, — велела она и скрылась в кабинете. Ребята переглянулись и снова зашептались.
Два шока подряд — это слишком. Я с трудом нашел выход на улицу и стоял среди зимы в расстегнутой куртке и с непокрытой головой, не чувствуя холода. Как же так? Жил человек, верил в любовь, думал, что сам любит, и вдруг — шарах! — все перечеркнуто. Почему именно у меня, почему именно любовь? Почему не музыкальный слух или способности к языкам?.. впрочем, языки ведь тоже… Да что я с языками этими… Как же теперь с Маринкой, как я в глаза ей смотреть буду? Она ведь меня… Стоп! А вдруг и она… и у нее… Пятьдесят на пятьдесят… Бедная, она ведь не переживет!.. То есть, переживет конечно, но какой это будет удар… Чепуха, о чем я? Она ведь любит меня, уж это-то ясно без всякой науки. Сейчас все подтвердится, и мы пойдем домой, а уж там… Что там?..
Пошел снег. Постепенно возвращалось чувство реальности, подцепив по дороге глухую тоску. Почему я не лишен способности испытывать страдания? Почему у меня нет таланта быть веселым и жизнерадостным при любых обстоятельствах? Почему я — инвалид, навсегда лишенный способности любить?!
