Дождавшись вечера, я пришел на вокзал, где меня встретил мой знакомый и свел меня с машинистом. Он был настолько добр, что принял меня к себе на паровоз. Оказалось однако, что на полпути, в Свенцянах, он сойдет с паровоза и почему‑то не может устроить мне дальнейшую поездку с новым машинистом.
Была полночь, когда я сошел с паровоза, и пошел по шпалам в Двинск. Мне предстояло около ста верст пути. Ночь была ясная, луна начала подниматься на горизонте. Я вошел в густой длинный лес. Вдали послышался вой, я подумал, что это воет волк и почувствовал, как волосы буквально поднимаются дыбом на голове. Любимого ружья, которое прежде сопровождало меня в ночных похождениях и придавало мне храбрости, со мною не было. К счастью однако, все обошлось благополучно.
Истратив по пути копеек пять на пропитание, я купил днем, кажется на станции Турмонт, билет и проехал верст тридцать поездом с таким расчетом, чтобы успеть часам к 8–ми дойти остальное расстояние до Двинска. Это был уже тритий раз в моей жизни, что я в течение двадцати часов прошел семьдесят верст (восемьдесят километров).
Вечером, когда уже темнело и показались огни Двинского предместья, позади меня вышел на шпалы какой‑то подсн зрительного вида человек и окликнул меня. Зная, что это предместье славится своими грабежами, я ускорил шаг, но и незнакомец пошел быстрее, я побежал и он тоже побежал за мною. Молодые годы помогли мне. Кончилось тем, что преследовавший меня человек закашлялся и перестал гнаться за мною. Через час я уже был в уютной столовой за самоваром среди старых добрых знакомых, а на следующий день благополучно приехал в Витебск в свою семью.
Товарищи мои, Тесленко, Заблоцкий, кончили курс гим назии и поехали в Москву в университет. Ланге два года тому назад, когда Лиознер и я были удалены из гимназии, не захотел оставаться в Витебске и перевелся в гимназию в Псков. Он тоже получил уже аттестат зрелости и поехал в Петербург, где поступил в Военно–медицинскую академию. Мысль о том, что товарищи мои продолжают свое образование, а я остаюсь в крайне неопределенном положении, глубоко удручала меня. Пережитые за границею неудачи вызвали во мне глубокую душевную депрессию. Однако, мой умственный труд и самообразование я продолжал энергично. В это время я читал такие книги, как «Логика» Милля, «История философии» Льюиса, «История цивилизации» Бокля и т. п.
У семьи нашей появился новый знакомый Николай Макарович Миловзоров, преподаватель духовной семинарии, человек образованный, с глубокими духовными интересами. Он познакомился с нашею матерью на могиле сестры Элеоноры. Оказывается, он был влюблен в нее, не будучи знаком с нею. Видел он ее, вероятно, каждый день, когда оба шли на службу и проходили мимо друг друга. Когда она умерла, мама недоумевала, кто приносит каждый день свежие цветы на могилу. Наконец, при посредстве кладбищенского сторожа, они встретились, он рассказал матери свой роман и сделался другом семьи. Он принимал большое участие во всех семейных затруднениях, между прочим помогал брату моему Володе в его занятиях греческим и латинским языками.
