Положение моей матери, у которой осталась на руках огромная семья, было чрезвычайно тяжелое: нас было девять детей, четверо мальчиков и пять девочек, моложе меня было пять детей, самому младшему, Ване, было всего лишь три месяца. Витебский губернатор фон–Валь выхлопотал моей матери за продолжительную (более тридцати лет) и усердную службу отца усиленную пенсию: двадцать пять рублей в месяц. Кроме того, у матери был крошечный доход с маленького имения Семеново (60 десятин), находившегося в Невельском уезде, и хутора Янаревка (кажется, 30 десятин), сдаваемых в аренду.
Наша кроткая, тихая, застенчивая мать поставила себе задачею, несмотря на скудность наших средств, дать по возможности высшее образование всем своим детям и достигла этой цели, проявив изумительную настойчивость и умение экономно вести хозяйство. Конечно, это удалось еще и потому, что русское государство оказывало содействие лицам, стремящимся получить образование. Брат Онуфрий учился на казенный счет в Полоцком корпусе и закончил свое образование в Михайловском Артиллерийском училище в Петербурге. Сестра Мария жила у тетушки в Великих Луках и там поступила в гимназию.
Решено было, что мать с младшими детьми останется еще на год в Дагде, а потом для нашего образования переедет в Витебск. Сестра Элеонора должна была в течение этого года остаться у Писаревых и продолжать домашнее образование вместе с их дочерью Любовью. Что же касается меня, мать сама подготовила меня к экзамену в первый класс Витебской классической гимназии и выхлопотала принятие меня в кон- викт (общежитие), содержавшийся за счет графов Шадур- ского и Закржевского.
В августе 1881 г. мать повезла меня в Витебск.
Глава вторая. В витебской гимназии
Экзамены в первый класс Витебской классической гимназии я сдал хорошо и был принят в закрытый пансион (конвикт)[9]. Он помещался в трехэтажном здании рядом с гимназиею. В нем содержалось до сорока воспитанников. В верхнем этаже были спальни, а в среднем — две «занятные» комнаты для старших и младших учеников, где мы готовили уроки и проводили весь день, кроме часов игр во дворе, площадь которого была очень велика; в нижнем этаже помещалась столовая и квартира надзирателя.
Мать моя очень скоро уехала домой, и я остался один в среде, крайне чуждой и тягостной для меня. Сверстники мои были в большинстве дерзкие сорванцы. Грубые и нередко жестокие шутки их возмущали меня до глубины души. На меня они сразу набросились. Внешний вид мой, праздничный костюм с короткими штанами, соломенная шляпа с ленточками (в первые дни до получения казенного форменного платья), моя застенчивость и деликатность подстрекали шалунов к нападению на меня. Шляпу мою они назвали «брилем» и меня стали звать «брилютером». Мое мягкое произношение некоторых звуков (например, что — чьто) они стали передразнивать.
