Мистер Джеймс Логон потер пальцем парту и произнес имена, как будто прочитав их на деревянной столешнице:
— Джейсон Грей. Алиса Грей.
Учитель Зельеварения вскочил, стул затрещал по каменному полу и отъехал от парты. Я безмолвно смотрела на его спину, ожидая, когда он решит продолжить.
— Мы уезжаем после обеда. Поспеши в столовую, — произнес Джеймс Логон после безмолвных шести секунд.
В голове гудело. «Джейсон Грей, Алиса Грей, Джейсон…» В горле застрял ком, и к гудению прибавилась тошнота. Голова казалась ватной, все вокруг было в тумане, словно сон.
— Прости, — прошептал учитель. — Я потом все расскажу.
Я встала и направилась в столовый зал. Эффект сна не покидал меня, размазывая все звуки, оставляя лишь «Джейсон Грей, Алиса Грей, Милана… Грей…» Я прошла мимо столов и села перед Оливией, оживленно болтавшей с девочкой по соседству. Она повернулась ко мне, и выражение ее лица сменилась на удивление, а в серо-голубых глазах загорелся испуг.
— Милана, ты чего? Не волнуйся так, — сказала Оливия. Не дождавшись ответа, она продолжила, тряся меня за плечи: — Тебе что-то сказал мистер Логон? Милана, что он тебе сказал?
Перед глазами мелькали непонятные искры, я смотрела сквозь подругу и уже не слышала ее голоса. Искры собирались в картинку. Она становились четче с усилением до боли знакомого голоса, но не узнаваемого:
«…— Мама, мама, — повторяла розовощекая малышка, протягивая пухленькие ручки. К девочке поспешила молодая женщина с теплыми синими глазами, по пути небрежно заплетая светлые длинные вьющиеся волосы в косу.
— Я здесь, дорогая, — будто пропела она.
Малышка встала и зашагала к маме, неуклюже топая. Мама улыбнулась сосредоточенному детскому личику, и вокруг глаз по прозрачной коже побежали морщинки радости.
Дверь в комнату распахнулась, и с дребезгом ручка врезалась в бежевые обои. Девочка от неожиданности качнулась, белокурая девушка поймала ее за запястья, не дав упасть. В комнату влетела женщина в черном платье, развевающемся от быстрых шагов, и в кирасе.
На ее бледном лице, обрамленном короткими черными волосами, блеснула злобная усмешка. «Ин Фаер», — крикнула она, выкинув руку с палочкой вперед.
— Нет! — вскрикнула молодая мама, шагнув вперед, чтобы прикрыть дочь, и остолбенела.
Бледная кожа начала краснеть, а из неморгающих глаз ручьем побежали слезы.
— Мама, горячо, мама! — заплакала девочка, тяня на себя руку.
Она упиралась в пальцы мамы свободной рукой, пытаясь освободить правое запястье, рыдая и визжа от боли. Ворвавшаяся незнакомка стояла, сложив шпилеобразно руки, и упивалась этой картиной, еще сильнее растянув губы, обнажая белоснежные зубы.
