Ошеломлённые рабы молчали. Все они уже смирились с невозможностью вновь увидеть родные берега, услышать, как шумят ветра на ирландской земле. Каждый мечтал о свободе, но никто не верил в то, что можно самим, без посторонней помощи, добыть ее.
А Кинг не только верил — он знал, что это возможно!
Друзья хотели подробнее расспросить его о пути освобождения, но в это время появился губернатор, и рабы быстро разошлись.
Если говорить честно, то Кинг не знал, как выбраться из неволи, хотя понимал, что это будет чертовски трудно. Он имел наметки, еще не соединенные в единый план, но зато ирландец отлично знал другое: выбираться отсюда поодиночке — значит, добровольно совать голову в петлю. Нужны люди, готовые пойти на риск, и именно поэтому он сказал друзьям, что знает, как бежать. Дерзкая мысль вызывает недоверие и удивление, как безумная. Но зерна надежды, уже пустившие корни, не оставляют в покое души лишенных свободы. Словно черви, они медленно, но верно разрушают камни недоверия. В один прекрасный день стена неверия рухнет и бывшие противники станут верными единомышленниками. Кинг знал это так же, как и то, что в таких делах не следует спешить, и он терпеливо ждал.
Спустя месяц, после этого разговора Скарроу сломал топорище и зашел к Оглу, в обязанности которого входило исправление инструментов. Помимо этого он умел чинить холодное оружие и к нему нередко обращались офицеры и солдаты. Отличный кузнец, Огл был необходимым человеком, пользовавшимся определенными льготами.
Пока верзила кузнец прилаживал новое топорище, Джон достал верную трубку, набил ее табаком, прикурил от углей горна, с наслаждением затянулся и присел на лежавшую рядом мешковину. Но, сев, он почувствовал под ней какойто предмет, острые края которого причинили некоторую боль мягкому месту. Скарроу невольно вскрикнул, вскочил, откинул мешковину и не поверил своим глазам: перед ним лежала незаконченная «кошка»!
— Положи!
Держа в руках починенный топор, Огл стоял за спиной Джона. Скарроу опустил мешковину, выпрямился и посмотрел в глаза товарища.
— Ты веришь в слова Сэлвора?
— А ты?
— Это не ответ!
Огл с силой вонзил топор в пень, стоявший поблизости и заменявший стул, и отошел к входу.
В кузнице Огла не было дверей, он их не любил.
Он оперся о косяк — спиной к Джону — и заговорил глухо и медленно:
— Я дурак Джон, так?
— Почему?
— Ведь я верю «Меченому». Да, все мы считаем побег отсюда безнадежным делом. Но ведь Сэлвор знает, что это возможно! — Огл повернулся к Джону, и тот увидел широко раскрытые глаза, в которых светились отчаяние и надежда.
