— Вам плохо? — подошёл он к ней.
Она кивнула. У неё было круглое лицо, большой нос, курчавые короткие волосы и печальные осоловелые глаза.
— Давайте я помогу, — предложил Смеляков и взял её за руку.
— Вы скажите мне лучше, — забормотала она, — почему люди не читают Андерсена?
От неё пахло вином.
— При чём тут Андерсен, девушка? — не понял Виктор. — Вы пьяны?
— Все мы пьяны. Все мы не умеем трезво смотреть на жизнь, мальчик мой.
— Я вам не мальчик, — ответил он строго, немного раздражаясь. — Куда вам? Давайте я помогу дойти. Может, врача вызвать? Как вас зовут?
— Серёгина Наталья, мне семнадцать лет, — отрапортовала она. — И не смотрите на меня такими глазами. Ваши глаза полны осуждения… Да, во мне течёт еврейская кровь, я этого не стыжусь. Да, я пьяна, но пьяна не из-за моей национальности, а из-за того, что я всё время читаю Андерсена. Он ведь такой грустный и такой правдивый… Люди должны чаще читать Андерсена… Вы любите Андерсена?
— Я люблю Достоевского.
— Достоевский был псих, — убеждённо сказала она. — А вот у Андерсена были крылья ангела… Послушайте, строгий мальчик, помогите мне поймать такси…
— Пойдёмте.
— А это что у вас? — она указала рукой на томики «Тихого Дона». — Шолохов? Вы что, и Шолохова любите?
— Люблю.
В ответ она презрительно фыркнула.
Он вывел её на улицу и сразу остановил машину с «шашечками».
— А вы похожи на Пиноккио, — объявила девушка Виктору, вяло дёргая дверцу машины.
Он помог ей открыть дверцу:
— Разве похож?
— Очень даже… Дрянной мальчишка.
— Довезите её до подъезда, — нагнулся Виктор к шофёру.
— Пиноккио! — девушка высунулась из окна. — Может, поедешь со мной? У меня предки отсутствуют до завтра. И выпивка имеется.
— Спасибо, но я сегодня отдыхаю.
— Понятно, — она грустно улыбнулась, — отдыхаешь в обнимку с Шолоховым. Тогда прощай… Не забывай читать Андерсена… Поехали, шеф…
Направляясь в рабочую зону, заключённые выстроились в колонну по пять человек, Асланбек стоял крайним слева в третьем ряду. Погода была сухая, но пасмурная; шёл март, но весны совсем не чувствовалось. Впереди, возле вахты, дежурила смена контролёров, которых возглавлял прапорщик Шувалов по кличке Бегемот, грузный, наглый, пучеглазый, известный тем, что лично обнюхивал каждого зэка — от кого пахло вином, тех заносил в список, где против фамилии ставил чёрточку. Чёрточка означала, что на провинившегося будет составлен рапорт о задержании в нетрезвом состоянии; это означало лишение личного свидания или ссылку в ШИЗО. Чтобы избежать наказания, нужно было при возвращении с работы заплатить Бегемоту пять рублей, тогда он чёрточку напротив фамилии превращал в крестик — «дело» закрывалось. Бегемот считался самым виртуозным «сшибателем пятёрок». Его ближайший друг прапорщик Литвинов, если дежурил в ночь, лично разносил по баракам вино в десятилитровых канистрах и продавал канистру по десять рублей, а сдавая дежурство Бегемоту, обязательно докладывал, в каком отряде купили у него вино.
