Случай в Кропоткинском переулке | страница 19
— Не совсем, — признался Журавлёв.
— Ну, вот я представил, что Москва — это организм. Любой большой город — организм. У него полно всяких артерий, всё струится, пульсирует, течёт куда-то. Идёшь по улице — всё вроде бы хаотично. А на самом деле всё упорядочено, за всем стоит какой-то глубокий смысл… Я это на посту очень остро почувствовал, ну и потом тоже… Слушай, Сашка, а ты вот сказал, что поначалу чего-то боялся на посту. А чего боялся-то? — спросил Смеляков.
— Всего боялся: что не увижу чего-то важного, и того боялся, что увижу правонарушителя, а сделать ничего не сумею, и много всякого другого… Но вообще-то в нашей с тобой профессии страх противопоказан. Страх мешает, а поводов он для себя найти может сколько угодно, хоть на пустом месте вырастет… Человек, когда боится, перестаёт себя контролировать. Так что забудь о всякой боязни. Ты — будущий офицер! Это звучит гордо!
Виктору вспомнилось, как он, примеряя милицейское обмундирование, долго сидел и с восхищением разглядывал брюки, по внешним сторонам которых ярко выделялись красные полоски. Как это показалось торжественно и почти невероятно, что вдоль швов на штанинах красовался офицерский кант! Это, конечно далеко не генеральские лампасы, но ведь тоже здорово — уже принадлежность к офицерской семье, хотя Виктор ещё не получил офицерского звания! Вспомнилось, как он долго сидел, поглаживая руками брюки.
И Смеляков улыбнулся.
СЕЛО ЧЕРНОКОЗОВО. АНТОН ЮДИН
Юдин пришёл домой в плохом настроении и, швырнув китель на незастеленную кровать, долго ходил из угла в угол. Иногда он останавливался перед стареньким сервантом, доставшимся ему в наследство от предшественника, и постукивал пальцем по его поверхности. Делая глубокую затяжку, Юдин подходил к столу и сбивал пепел с папиросы в консервную банку из-под сардин, стоявшую на самом краю стола. За окном лежала густая ночная тьма. Свет единственного фонаря во дворе падал на заднее колесо ржавого старого трактора, находившегося здесь с того самого дня, как был построен дом для офицеров ИТК.
Докурив папиросу, лейтенант направился к холодильнику. Обычно Антон Юдин не ужинал, но сегодня его терзал голод. В холодильнике нашлось несколько яиц, кусок варёной колбасы и наполовину пустая банка тушёнки, затянутая слоем плесени. Из включённого радио, висевшего над холодильником, донёсся до Юдина голос диктора:
— Завтра советский народ, всё прогрессивное человечество торжественно отмечают 57-ю годовщину Советской Армии и Военно-Морского Флота. Рождённые Великим Октябрём, Советские Вооружённые Силы с честью и славой пронесли боевые знамёна через суровые военные испытания. Беззаветным служением Родине, делу коммунизма они заслужили любовь и признательность народа нашей страны, трудящихся всего мира…