— А помнишь…? — вспоминала она какой-то случай.
Он не помнил, он не помнил почти ничего, что было связано с Зоей. Но в этот вечер он, похоже, влюбился в неё.
Когда Виктор уже заметно охмелел, он притянул девушку к себе и пробормотал ей нежно в ухо:
— Зойка, ты чудо! Нет, правда, ты обалдеть какая!
Она улыбнулась в ответ, кокетливо наклонила голову и ответила шёпотом:
— Ты просто пьян, Витька. Вот протрезвеешь…
— Я не хочу трезветь, Зоюшка, я хочу, чтобы мне всегда от твоих глаз хмельно было…
Виктор и Зоя стали встречаться, гуляли рука об руку; почти каждый день он ждал её у фабрики, на проходной. Они бродили по стареньким улицам, сидели у стен небольшой церквушки, целуясь иногда, а то забредали в единственный в городке музей, где снова и снова рассматривали написанные маслом портреты дворян и пейзажи родного города, созданные кистью неизвестного художника и совсем не похожие на теперешний Тутаев. Пожилая смотрительница музея с улыбкой глядела на молодых людей, держась от них на расстоянии нескольких шагов, и вспоминала, должно быть, собственную молодость.
Так пролетели незаметно два месяца, пропитанные лёгкостью умиротворённых заснеженных берегов и невинной любовной связью.
А сразу после Нового года Виктор получил по почте вызов из ООДП. «Значит, надо ехать».
Он не знал, радоваться ли этому. За два месяца в родном городе Виктор успел войти в новую колею, оброс новыми знакомствами, но на работу так и не устроился: всё тянул, гадал, приняли его анкету или нет, хотя не очень-то и надеялся на положительный ответ.
— Ты брось волындать, Витька, — говорил ему отец. — Нечего журавля в небе ждать. Мало ли там кандидатов всяких. Да и зачем тебе эта Москва? Нечего голову ерундой всякой забивать. Ты ж и никогда раньше не думал милиционером быть. Сколько помню, ты всегда мечтал водителем заделаться, «баранку» крутить…
Но вызов пришёл.
— Что ж, стало быть, уезжаешь? — заплакала мать. — Бросаешь нас?
— Это ещё ничего не значит, — пытался оправдаться он, почему-то испытывая чувство вины перед родителями. — Пока ещё только на медкомиссию…
— Знаю, знаю я… «Только на медкомиссию»! Ты же крепкий парень. Что тебе медкомиссии всякие… Теперь уж останешься в Москве…
— Мам, не плачь! Я тебя прошу! Ну что ты в самом деле?
Прибежала Зоя Мельникова, запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Её серые глаза блестели от слёз.
— Как же так, Витенька? А я? — Зоя дышала ему в лицо запахом фабричной столовой, обнимала, гладила по волосам, шмыгала носом. — А как же я? Что же мне теперь?
