— Есть дохлые. Их называют дрифтеры. Иногда они приходят к нам. Иногда мы идем к ним. — Крау не носил плаща, несмотря на резкий, сырой северо-восточный ветер, заставлявший других то и дело бегать в кухню за кружкой горячего кофе с ромом, который всегда стоял на плите.
— А как насчет живых? — спросила она. Естественно, Прю не собиралась выходить в море на открытом вельботе и воевать с гигантским китом на его собственной территории.
С акцентом, порой непривычно для уха строя фразы, Крау объяснил, что три команды по шесть человек в каждой садятся в вельботы и гребут туда, где виднеются киты. Они стараются не встревожить чутких чудовищ, пока не подойдут к ним так близко, чтобы нанести удар.
— Через дырочки не больше, чем стебелек морской травы, они могут слышать малейший шум. Они слышат, они пугаются. Они пугаются, они уходят глубоко-глубоко. — Он говорил, и его голос рокотал успокаивающе.
— И вы теряете их? — Вопреки себе, Прю зачарованно слушала.
— Нет, — ответил он с легким намеком на улыбку в янтарных глазах. — Гребцы, они меняют весла. Берут тонкие весла. Они не режут глубоко воду. Работа рулевого — вести гребцов. Работа гарпунера — воткнуть гарпун. Это большая честь — воткнуть с первого раза как надо.
Слишком много, чтобы охватить все сразу. Рулевой и гребцы. Гарпунеры и гарпуны. И уши такие маленькие, как стебельки травы, у созданий огромных, как амбары.
— Это все? — спросила она, устало опустив плечи, хотя еще не наступил полдень.
В этот раз он улыбнулся, его широкое лицо неожиданно сморщилось.
— Там есть еще твоя работа, — сказал он, и в голосе прозвучал намек на смех.
Так она узнала о том, что надо колоть и таскать дрова, чтобы поддерживать огонь, вырезать лопатой, острой, как лезвие бритвы, полосы жира из выброшенных на берег туш, рубить жир на узкие ленты, делать в них отверстия, собирать их и бросать в котлы, затем доводить до кипения, или почти до кипения, пока жир не превратится в масло и не потечет по фильтрам и пока масло не станет прозрачным.
— Но как я узнаю, что жир уже прозрачный? — спросила Прю, перепуганная не на шутку.
Раньше, чем она услышала ответ, к ним подошел Прайд, после первого утра обучения выглядевший, можно сказать, даже хорошо.
— Хэскелл, ты здесь уже все сделал? После еды ты будешь резать тростник, а я — рубить дрова. Совсем неплохо, правда?
— Тростник? — слабым голосом спросила она.
— Масло, течет, — напомнил ей Крау, она рассеянно кивнула. Голова лопалась от услышанного и отказывалась воспринимать что-либо еще.
