.
Демонстраторы пытались петь «Интернационал», но звучало довольно гнусно.
— Наша нереальная демократия в действии, — с горечью заметил Савинков.
— «Они выглядят довольно безобидно, — заметил я.
— Не обманывайте себя, это только начало. Тысячи дезертиров прибывают с фронта в Петербург каждый день, а правительство говорит нам, что демократия — это свобода подстрекательства, бунтов и беззакония. Они отказываются принимать меры. Заговор уже в полном развитии.
— А Керенский?
— Как я ненавижу этого самодовольного бахвала.
— Его популярность….
— Да, популярность. Он может сказать. И как сказать! Но он не может или не хочет действовать. Всё, что он говорит — это воздух.
— Но Вы как член Правительства…..
— Уже больше нет. Этим утром я подал в отставку как заместитель военного министра.
— Этим утром…? — я был ошеломлён.
— Да, этим утром. Это безнадёжно. Я человек действия, а не оратор.
Мы пошли медленно в сторону Летнего сада, и нашли пустую скамейку недалеко от Невы. Летний сад был полон людей в этот тёплый летний день. Дети играли в игры, бесчисленные парочки брели, взявшись за руки. Смех, поцелуи, то там, то тут. Пожилые люди дремали или читали газеты или книги, или просто болтали друг с другом.
— Вы видите? Они даже не обеспокоены демонстрациями, заметил я.
— Это трагедия народа во время политического кризиса. Они отказываются воспринимать опасность их каждодневному существованию. Их все устраивает.
Мы сидели молча несколько минут.
— Как я люблю старый Петербург! Я страдаю от предчувствия, что его мистическая сущность будет уничтожена.
— Почему…
Он перебил меня.
— Почему я стал террористом? Это вы хотели бы знать?
— Да, — я удивился.
— Это была судьба, наложенная на меня моими собственными наклонностями.
— Вы были революционером. Вы до сих пор им остаётесь.
— Нет. Я не революционер и таковым не являюсь. Я слишком хорошо знаю, что за каждой революцией следует реакция, разве это не основной закон живой материи?
— Да, до сих пор…
— Однажды мальчиком я прочел книгу. Не помню, была ли она английская или французская. Это была сказка о Робин Гуде. Я чувствовал также как и Робин Гуд, я чувствовал, что судьба выбрала меня для мести наказать тех, кто безжалостно убил тысячи людей во время реакции. И когда я присоединился к террористической организации, я не думал о революции и об её успехе, но только о моей обязанности отомстить за тех, кто отдал свою жизнь за свои убеждения.
— Довольно странно.
— Не так странно, как вы можете думать.
