— Ло! Ло!.. Вставайте! Пейте чай… Нам пора…
Дороге нет конца и края. Но вот мы спустились в Мина и скую долину. Вскоре с замирающим сердцем подошли к южным воротам Боджнурда. С минарета протяжно неслась молитва муэдзина: «Алла-хо-акбар! Алла-хо-акбар!»
Мать радостно заулыбалась, поправила на голове платок и воскликнула:
— Э-хей! Это признак удачи, что мы встречены именем всевышнего. Какое счастье!
Остановились у сестры отца, очень серьезной по виду, тети Хотитджи. Она постарше своего брата и, несмотря на важный вид, простая и добрая. Мы сразу полюбили ее. Тетя ютилась в маленькой комнатушке, на заднем дворе у вдовой, очень богатой барыни, Зейнаб-енга, которая была воспитательницей в семье Сердара Моаззеза-Азизолла-хана. Подумать только — воспитательницей у самого правителя Боджнурда! Долго задерживаться у любезной тети мы не могли: в комнате всем не поместиться, да и жила она бедно — не до гостей. Тётя Хотитджа с трудом добывала денег на хлеб и рис. Отец сразу же отправился искать жилье, где бы мы могли поселиться. И дня через четыре наша бродячая семья переехала в большой мрачный дом без окон.
Как только мы сгрузили пожитки и рассовали их но углам, у меня появилось желание поскорее познакомиться с городскими мальчишками и побродить, посмотреть на город. Об этом я сказал маме.
— Нет, Гусо, — запротестовала она. — Город совсем чужой. Тебе нечего шляться. Это не Киштан, мой мальчик!
Я на такое обхождение обиделся, но, к счастью, пришел сын тети — Мансур, — мой двоюродный брат. С ним-то мать должна пустить меня хоть куда. Тем более, он на два года старше меня.
Гак и вышло, не пришлось уговаривать маму. Мансур посидел немного, поговорил о всяких разностях, как бы нечаянно спросил:
— Тетя Ширин, а что если мы с Гусейнкули прогуляемся? Ему надо знать город, чтобы не заблудиться.
Мать сразу сдалась, ничего не возразила.
— Что делать: идите, только рот не разевайте, будьте осторожны, смотрите но сторонам. Я тебе доверяю, Мансур.
— Спасибо, тетя Ширин. Мне разве можно не доверять? Пошли, Гусо-джан, мы еще покажем себя! Город будет наш! Я не амбал, а Мансур!
Это был для меня незабываемый день. Впервые о жизни расхаживал я по большому городу, впервые видел то, о чем раньше и знать не знал, и слышать не слышал. Хвастливый, но славный, расторопный Майсур водил меня по центральным улицам и закоулкам, по дворам и окраинам, где от злых собак нет отбоя. От всего увиденного у меня рябило в глазах, я оглох, у меня во pry пересохло, и чувствовал я себя растерянно. Мансур заглядывал мне в глаза, хихикал и снисходительно улыбался. Вот что значит городской парень. Я засыпал его самыми пустыми вопросами, какие у горожанина вряд ли возникнут.
