— Ничего подобного. Любопытство. Я подверг его допросу.
— И что ж он вам открыл?
— Что Ла Фон сбежал от него, пока он спал, прихватив с собой его часть добычи.
— Выходит, договор тоже?
— Да, договор в руках этого изменника.
— Ну а он сам?
— Нашел убежище в Пфальце при дворе маркграфа, человека, известного в Риме своим распутством.
— Итак, никакой надежды?
— Мой дорогой д'Артаньян, вы меня огорчаете. Вы обратили внимание, с каким блеском я выиграл эту битву?
— С величайшим. Всю честь победы вы приписали герцогу Энгиенскому.
— Покойный король просил меня об этом. Неужели вы, видя меня лицом к лицу с врагом, подумали, что я отступлю, получив известие, что Ла Фон нашел себе где-то убежище?
— Да, но что ж нам все-таки делать?
— Прежде всего нужно дождаться совершеннолетия короля. Затем я поддержу его в мысли, что королевство нужно увеличить. Нрав у него горячий, так что трудностей в этом деле не предвидится. Мы завоюем Нидерланды, Фландрию, Германию. Если Ла Фон спрячется, мы дойдем до Италии или до Испании.
— Ну, а если он укроется в Англии?
— Дорогой друг, существует семнадцать способов завоевать Англию, как зимой, так и летом, в любое время-года. Я изложил все это на бумаге, и документы надежно спрятаны в одной из моих крепостей, я не желаю, чтоб эти тайны стали добычей невежд.
— Значит, Ла Фон будет схвачен?
— Со временем, несомненно. Мы будем воевать ровно столько, сколько понадобится, но добьемся мира.
— Вы меня успокоили.
— Насчет мира?
— Нет, насчет войны. А ваши научные труды, которые были в вашем багаже…
— Я слушаю вас.
— Вы не боитесь, что ими воспользуется посторонний?
— Не думаю, чтоб это было возможно. Видите ли, д'Артаньян, Господь дал мне замыслы, по-существу, неисчерпаемые. Я, разумеется, могу их развить и разработать в деталях. Но тогда пострадают другие мои изобретения, которые будут необходимы человечеству в будущем. Я ограничился лишь набросками в самом общем виде.
— Шестнадцать тысяч страниц?
— Что-то в этом роде.
— Записывали вы сами?
— Сначала я диктовал на древнегреческом, потом перешел на древнееврейский. Вы знаете, временами приятно думать на этом языке.
— Все оттого, что вы беседуете на нем с пророками.
— Очень может статься.
— Разрешите еще последний вопрос, очень нескромный?
— Разумеется.
— Когда вы беседуете с Господом Богом, к какому языку вы прибегаете?
— Д'Артаньян, вы привели меня в замешательство.
— В таком случае я беру свой вопрос обратно.
