IV. КАК ПЛАНШЕ ПОКУПАЛ МИНДАЛЬНОЕ ПЕЧЕНЬЕ…
Д'Артаньян был человеком действия, но его преосвященство произнес роковое слово, и это слово было «затаитесь».
Тараскон кишел королевскими и кардинальскими шпионами. И каждый шпион был наделен двумя глазами. К каждый из этих глаз, сам по себе мог совершить две вещи: как бы взвесить на кончиках ресниц полученный от Ришелье кошелек и одновременно проникнуть зрачком в надпись на толстом конверте, который был на попечении д'Артаньяна.
И потому мушкетер считал, что всего надежнее довериться своей лошади, которая устремилась навстречу солнцу по пути в Арль.
От Тараскона до Арля четыре лье. Иначе говоря, часовая прогулка под бренчание экю и под перезвон собственных мыслей.
При въезде в Арль раскинулась ярмарка и подле ярмарки была лужайка, где привязывали лошадей.
Наш гасконец расположился на траве. Поскольку он не подозревал свою лошадь в симпатии ни к роялистам, ни к кардиналистам, он, не торопясь, вскрыл конверт.
В этом конверте заключался другой, на котором было написано: «Вскрыть в Риме первого августа».
— Кажется, нам предстоит дорога в Рим,— пробормотал наш гасконец. — А это, что ни говори, лучше, чем тащиться в Швецию, как выпало Шарнасе, которому довелось утешать сразу двух королей — шведского и польского, из одной и той же династии Ваза.
В этот момент шагах в двухстах от него образовалось сборище, и это привлекло внимание нашего гасконца. Из толпы доносились крики, чаще всего слышалось слово «вор».
Д'Артаньян приблизился небрежным шагом старого солдата. Толпа клубилась вокруг перевернутого лотка со сластями. Нуга, пряники, фрукты в сахаре, миндаль, леденцы усеяли землю.
Жители Арля разделились на два лагеря. Один наблюдал, другой действовал.
Стоит ли пояснять, что первый состоял из арлезианцев и арлезианок, второй — из мальчишек и собак.
Эта вторая партия поклялась, кажется, подобрать с земли все до последней крошки.
Заинтересовавшись тем что происходит, д'Артаньян счел уместным развести враждующие стороны. У иных участников стычки, схваченных его стальными руками, лица вдруг стали точно такого же цвета, как нос господина Мюло, когда его исследования заходили за полночь.
Орудуя рукоятью шпаги, д'Артаньян не отказывался в то же самое время от доводов рассудка:
