- И все слепые? - спросил я вполголоса.
- Да. С первого же вечера. Она делает это ногтями.
- Она приходит каждую ночь?
- Почти каждую. Она дает нам есть, поет для нас, и мы аплодируем. Когда кто-нибудь из нас умирает, она снимает труп с цепи и бросает его в какую-то яму. Она сама говорила об этом и хвалилась, что заполнит яму доверху.
- Кто ей помогает?
- Наверное, агент по продаже недвижимости, ну и, конечно, старые слуги с виллы. Кое-кто рассказывал, что заснул в спальне, а проснулся здесь, в цепях.
Дрожащим голосом я шепнул ему на ухо:
- Что бы ты сделал, Джордж, если бы она запела, а ты обнаружил, что на тебе нет цепей? Ни на тебе, ни на других? Что бы ты тогда сделал, Джордж?
- Спроси их, - проскрипел он. - Спроси всех по очереди. Я-то знаю, что сделаю! - И он снова заплакал от бессильной злобы.
- Она всегда приходит в одно и то же время?
- Насколько я знаю, да. Но время теперь ничего не значит для нас. Мы просто ждем смерти.
- Цепи на замке?
- Да, и ключ, вероятно, у нее. Может, у старика наверху, но это вряд ли. Вот если бы у нас был напильник, мы перепилили бы цепи.
- А ты писал что-нибудь на стене в комнате?
- Конечно! Думаю, что все писали. Один написал сонет в честь изумительных глаз этой женщины. Разве ты не читал его на стене?
- Нет. Старики белят стены перед прибытием нового хозяина.
- Так я и думал.
- Значит, ты знаешь, Джордж, что сделаешь, когда освободишься, а она будет петь?
- Да, мы все знаем.
Я ушел, обещав ему положить конец этому в силу своих возможностей.
На следующий день я посетил донну Марчези и преподнес ей букет орхидей. Она приняла меня в музыкальном салоне. Я понял намек и попросил ее спеть. Она застенчиво и как бы нехотя спела мне отрывок из арии, которую я уже хорошо знал. Я не скупился на аплодисменты. Она улыбнулась.
- Вам нравится?
- Еще бы! Я хотел бы послушать вас еще, я мог бы слушать вас целыми часами, днями, всегда!
- Вы очаровательны, - промурлыкала она. - Думаю, это можно устроить.
- У вас такой обворожительный голос! Но вы слишком скромны. Почему вы не покажете его всему миру!
- Я пела один раз на публике, - призналась она со вздохом. - Это было в Нью-Йорке, в частном концертном зале. Присутствовали почти одни мужчины. У меня, может быть от волнения, сел голос. И публика, главным образом мужчины, не были ко мне снисходительны. Они шикали, даже свистели.
- Не может быть! - возмутился я.
- Тем не менее, это правда! Но с тех пор ни один мужчина не освистал меня!
