— Пошло на второй заход, — сказал Андрей, глядя вдаль и не теряя его из виду; такси объезжало по кругу огромную площадь, постояло под светофором и свернуло на поворот к вокзалу.
Оно в точности повторило прежнюю эволюцию. Вторично, в похоронном молчании, медленно проехало вдоль шеренги мужчин, разочарованно фыркнуло, поддало газу и умчалось.
— Пошло на третий круг, — комментировал Андрей, следя за такси, как кот за воробьем. — Однако игра уже забавна.
Такси действительно вынырнуло из тени в третий раз. Маска теперь напряженно высунулась из окна всем бюстом и шевелила губами. Когда она поравнялась с нами, стало слышно, как она дребезжаще и безголосо поет арию Кармен: «Так берегись люб-ви-и моей… Тарам-пам-пам…»
Она пропела перед всей молчаливой шеренгой вдоль тротуара. Такси задерживалось на секунды, трогалось дальше, затем ушло в бешеной скорости.
— Марья, гляди! — крикнула одна старуха с кошелкой другой. — Леди Гамильтон работает. Оперы поет, ха-ха!
Обе расхохотались.
— Берем, — сказал Андрей.
— Ты с ума сошел?
— Берем. Я сказал, считаем до трех, значит, судьба.
Когда такси в четвертый раз вынырнуло из тени, он поднял руку.
— Садись!
Мы вскочили на заднее сиденье, и еще не захлопнули как следует дверь, а машина уже была под мостом. Молодой водитель, цыганской наружности, злобно рвал и не тормозил на поворотах. Маска всем корпусом повернулась к нам, пугая близостью мертвенного лица:
— Извините, за нами, кажется, следит патрульная ракушка. Нет, свернула, слава Богу… Я работаю в машине. Или на дому у клиента. Своего дома у меня нет.
— О'кэй, ко мне на хату, шеф, на Маяковскую, — бодро сказал Андрей; маска тотчас уточнила:
— По десять рублей с каждого, итого двадцать; далее шоферу пять и оплата счетчика.
— На счетчике восемь рублей, — ахнул Андрей. — Накатала!..
— Зато я делаю все.
— О'кэй, тогда сотри живопись с лица, с этого «все» и начнем.
— Нет. Сначала деньги вперед.
— Конечно, конечно, — Андрей поспешно полез за бумажником. — Двадцать рэ, за двоих. Шеф, а это ваши, прошу.
Шофер, не глядя, взял пятнадцать рублей двумя пальцами, сунул в нагрудный карман. Женщина тщательно спрятала деньги в сумку, вынула пачку салфеток и принялась вытирать лицо.
— У меня есть водка, — сообщил шофер. — Тут под сиденьем три бутылки, отдам по шесть рублей.
— Спасибо. У нас дома своя.
Это его окончательно взбесило, он зашвырял машину и догнал до площади Маяковского в молчании за несколько минут.
В квартире, при ярком электрическом свете, без краски, она оказалась обыкновенной, даже, я бы сказал, весьма ординарной немолодой женщиной, с морщинами, дряблой кожей, с бурыми кругами под глазами. Похоже, была очень усталая.
