Она достала из сумки портмоне, из него вынула помятый конверт, в нем оказался тщательно завернутый и перевязанный нитками бумажный пакет, из которого и была извлечена ветхая, обтрепанная по краям фотография. Это была она в юности.
— Кинозвезда, — сказал Андрей.
— Правда? Многие говорят. Иногда прибегаю, в крайний момент. Когда показываю клиентам, это их здорово возбуждает. Ха-ха… гм. Так и быть, это мой муж.
На другой фотографии, вернее даже не фотографии, а небольшом выцветшем обрывке можно было узнать хохочущую Татьяну с лобастым пареньком у радиатора машины, на крыле которой торчал дипломатский американский флажок.
— Это любительская, тут я не так хорошо получилась, сразу после ангины. Эти две карточки — все, что покойная мама сберегла. Девочку нашу никто, конечно, не фотографировал. Пожалуй, она была бы сейчас как раз ваших лет. Может, жива? Может, мы с ней встречаемся на плешках?
— Спрячьте, я уже насмотрелся, — сухо сказал Андрей. — Вот что, слушайте сюда: здесь вот рубли. Конкретно и исключительно затем, чтобы вы взяли отпуск и привели в порядок, что ли, нервы, а то, понимаете ли, стены всякие, ненужный маразм. Думаю, не надо добавлять, что это нам не стоит ничего, туалетная бумага.
— Вот так!.. — невесело сказала Татьяна. — Я приняла вас было за более умного из двоих. Неужто я ломала такую хитросплетенную комедию, чтоб в заключение получить деньги? Работаю честно бедрами, не языком, незаработанного не надо. Ну, прощайте.
Она смешалась с пассажирами, а мы поплелись к машине. Шофер нас ждал, тоже недовольный.
— Кто из вас обронил на сиденье двадцать рублей? — сказал он зло. — Много имеете? Разбрасываетесь, как мусором.
Андрей взял, поблагодарил, спрятал в бумажник.
— Вот гадина! — глухо сказал он, когда машина тронулась. — Теперь вбей себе, вбей и запомни: все, что мы слышали, — ложь. Это было вранье. От начала до конца. Иначе, как жить? Общество право: таких нужно убивать на месте.
«МУЖЧИНА, ЕСЛИ ТЫ ОТВАЖНЫЙ, ПРИДИ КО МНЕ»
Он пил водку, смешанную с сырым яйцом.
Опасливо смотрел по сторонам, наливая трясущейся рукой, и горлышко плясало и звякало о края стакана. Надбив яйцо, выпустил его в стакан поверх водки, усердно размешал чайной ложкой. Получилось нечто мутное, пузырящееся, как мокроты.
Это он пил — залюбуешься! — как совершал филигранный обряд, со всеми приемами записного истового алкоголика, на котором негде пробы ставить: с дрожанием, ненавистью, отвращением, ужимками гадливости, позывами на рвоту и с горячечной при том страстью.
