К тому времени, когда Нина Пибл уговорила Тома пригласить меня на ужин, я уже почти сошла с ума, воображая, как мы вдвоем плывем на каяке посреди буйства дикой природы в обществе двух наших биологических детей и очаровательных веснушчатых сироток, которых усыновили; и я была уверена, что это заметно. Мой единственный шанс, как мне представлялось, заключался в том, чтобы делать вид, будто Том мне совсем неинтересен. Я решила, что две крайности поглотят одна другую, и я буду выглядеть почти нормальной. Поэтому, когда Том возник на пороге моей квартиры с приглашением на ужин, я принялась выискивать в нем недостатки с упорством, достойным лучшего применения. Он был так же высок, как я помнила, и его плечи были столь же широкими, но Нина оказалась права, когда упомянула о его носе — он и в самом деле немного искривлялся влево. Нина никогда не пошла бы на свидание с мужчиной, у которого был настолько сильно искривлен нос, но Нина могла позволить себе проявлять разборчивость. А я не могла. Можно утверждать, что я вообще пропустила фазу разборчивости целиком — иначе как можно объяснить мои девятнадцать месяцев романа с Гилом-гомосексуалистом? Правда состоит в том, что Гил был классическим «другом на бумаге», и в период своей разборчивости, когда мне было уже за двадцать, но еще не исполнилось тридцати, я выбрала его из других не лишенных недостатков, зато гетеросексуальных особей. Во всяком случае, нос Тома не позволял отнести его к категории симпатяг, и за это я всегда была ему благодарна. Этот его недостаток был заметен ровно настолько, чтобы предположить, что при родах он перенес какую-то травму.
(Несколько лет спустя я как-то упомянула об этом своему терапевту Дженис Финкль — о том, что Том чувствовал, что наши отношения душат его и что он мог застрять в родовом пути, — и Дженис сказала мне: «Может быть, он ощущал, что задыхается в ваших отношениях потому, что ты душишь его?»)
— Что у вас, черт побери, случилось вчера вечером? — пожелала узнать Нина, когда позвонила мне на следующее утро.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
— Том думает, что ты его терпеть не можешь, — сказала Нина.
— Я пыталась выглядеть равнодушной, — призналась я.
— Знаешь, тебе это вполне удалось.
— Дерьмо.
— Он сказал, что ты все время смотрела на его нос.
— О Господи.
— Я же тебя предупреждала, что это заметно, — сказала Нина. — А ты мне не поверила.
— Но для меня это не имеет значения.
— Нос располагается в самом центре лица, — сказала Нина.
