— Знаешь, говорят, что нужно при встрече вести себя так, как будто тебе не интересно, — сказала Бонни. — Вот ты и не будешь играть. Тебе же и в самом деле не интересно.
— Если мне не интересно, зачем тогда идти на свидание? — поинтересовалась я.
— Надо же тебе попрактиковаться, — ответила она.
— Подожди, — всполошилась я, — этот парень — мое настоящее свидание или тренировочное?
— Если он тебе понравится, то настоящее, если нет — тренировочное.
— Мы уже решили, что он не может мне понравиться, поскольку я до сих пор люблю Тома. А это означает, что это будет тренировочное свидание. Ну а такое свидание — это самое последнее, что мне сейчас нужно, — заявила я.
— Ты давно уже никуда не выходила. Свидание в тридцать три — это не то же самое, что свидание в двадцать восемь.
— Во-первых, мне тридцать два. Во-вторых, ты вышла замуж, когда тебе было двадцать, так откуда тебе знать, что такое свидание в тридцать три? — ехидно вопросила я. — Это сведения, которые интересуют меня чисто теоретически, поскольку мне все еще тридцать два.
— Когда тебе исполняется тридцать два или тридцать три, собственно, когда для того, чтобы описать твой возраст, используется слово «тридцать», мужчины думают, что тебе хочется иметь ребенка. Они же смотрят новости. И читают газеты. Они знакомы со всевозрастающим количеством монголоидов. Вот поэтому и думают: «Она, конечно, хорошенькая, но, если я начну встречаться с ней сейчас, через шесть месяцев она вцепится в меня когтями». А вот если тебе двадцать восемь, они полагают, что время у них еще есть. Они более расслаблены, ты более расслаблена, и в этом случае есть шанс, что все получится.
— У меня еще есть время, — заявила я.
— Нет, у тебя его нет.
— Нет, есть.
— Алисон, ты истратила свое время на Тома.
Пласидо Доминго начал исполнять песню из «Вестсайдской истории». Может быть, Бонни права, подумала я. Может быть, это не просто очередная любовная неудача. Может быть, именно она разрушит всю мою жизнь, может быть, именно ею будут объясняться все мои будущие неудачи — моя неспособность зачать ребенка, то, что мои родители будут слишком старенькими для того, чтобы увидеть, как моя приемная дочь Пинг закончит колледж, и что я умру одна, никем не любимая. Я задумалась: может, мне стоит слетать в Китай, чтобы удочерить Пинг, или, может, там просто засунут ее в самолет и мы встретимся в аэропорту. Мне никогда особенно не хотелось лететь в Китай.
— Я не говорю, что они правы, — продолжала Бонни. — У тебя масса времени. Венди Вассерштайн родила ребенка, когда ей исполнилось сорок восемь.
