Я села в постели. Вдруг стало понятно, что слезы прекратились. Последнее, что мне было нужно в постели, — это раздумья о Сиде Хирше, поэтому я встала и отправилась в редакцию.
«Филадельфия таймс» была основана в 1971 году. Первоначально газета именовалась «Народный мститель», так что в течение некоторого времени она действительно оставалась Мстителем. Но в какой-то момент, уже в восьмидесятые годы, Сид решил дать ей более подходящее название в надежде привлечь рекламодателей. Со времен «Мстителя» у нас сохранилась парочка писак, и время от времени мы публиковали их обличительные речи по поводу ужасов предстоящей Третьей мировой войны, последствий озоновой дыры в атмосфере и расовой несправедливости, но по большей части мы теперь занимались обзорами и рецензиями. Мы рецензировали книги, мы рецензировали кинофильмы, мы рецензировали альбомы. Мы рецензировали пьесы, мы рецензировали концерты, и мы рецензировали рестораны. Иногда мне приходит в голову, что именно поэтому мой внутренний критический голос звучит так громко — слишком много лет отдано рецензированию, — но правда, увы, состоит и в том, что мой внутренний критический голос очень похож на голос моей матери, так что, вероятно, не стоит во всем винить только мою работу. Как бы то ни было, вместе с рецензиями и критическими обзорами мы публиковали целый букет колонок, освещали местные события, а также печатали явно чрезмерное количество читательских писем. У нас было такое огромное количество рецензий, колонок, перечней и писем, что, по правде говоря, для настоящих новостей почти не оставалось места. Скорее всего, мы вообще не утруждали бы себя работой с новостями, если бы не Уоррен Плоткин. В начале своей карьеры Уоррен получил Национальную премию издателей газет за серию из восьми статей о жизни несовершеннолетних матерей, которую он написал для «Филадельфия дейли ньюс». Спустя неделю выяснилось, что большую часть материала он попросту содрал из дипломной работы какого-то выпускника, которую скачал через интернет. Потом Уоррена уволили из «Дейли ньюс», а после этого Сид Хирш пригласил его на ужин в ресторан «Пальма» и предложил ему работу выпускающим редактором новостей, посулив ему две трети жалованья, которое он получал в «Дейли ньюс». Нам повезло, что мы заполучили его. Нам повезло, что в нашей газете вообще кто-то работал, хотя нельзя сказать, что работа здесь была совсем отвратительной. Собственно говоря, мне очень многое нравилось в моей работе в «Таймс». Речь идет не об оплате труда и не о престиже, которые были просто смехотворными. Но мне там нравилось, потому что это было место, куда можно было привести с собой собаку. Хотя у меня не было собаки, мне просто приятно было сознавать, что если я когда-нибудь решу завести себе пса, то смогу без проблем привести его в офис. И еще мне нравилось то, что я могу писать почти все, что мне нравилось, а потом, спустя неделю, увидеть написанное уже напечатанным практически безо всяких изменений. Это очень соблазнительное положение дел для писателя, и то, что газету бесплатно раздают в кафе, салонах красоты и кафетериях, ни капельки не делало мою работу менее привлекательной. К тому же мне нравилось, что люди, которые работали со мной, были чуточку необычными. Среди них были курильщики травки и отчаянные игроки на бегах, плагиаторы и коммунисты, пребывающие в постоянной депрессии и алкоголики, невротики и старые чудаки. Это означало, что единственная вещь, которая меня всегда раздражала, единственная черта, которую, что бы я ни сделала со своими волосами, мне не удавалось изменить, — моя отвратительная обывательская нормальность. И она выделяла меня среди прочих, по крайней мере здесь, в «Таймс».
