— Ну, вот и хорошо, что так не думаете, — улыбнулся Халманов, и Пашка, увидев на лице аспиранта следы ранений и сильных ожогов, которые, когда он не улыбался, были не так сильно заметны, снова проникся к нему сочувствием и жалостью.
— Так вот, товарищ Пахомов, — продолжал заместитель секретаря партбюро, — есть к вам несколько вопросов… Как у вас вообще-то с дисциплиной?
Пашка снова насторожился.
— В каком смысле?
— Да в самом простом. Лекции аккуратно посещаете?
— Не совсем…
— Причина?
— Он болел, — вмешался Тимофей.
— Это, конечно, хорошо, товарищ Голованов, что вы так изобретательно защищаете своего друга, но я слышал, что товарищ Пахомов не только из-за болезни лекции пропускает, а главным образом из-за того, что слишком сильно увлекается спортом.
— Да вы знаете, как он в баскетбол играет?! — вдруг закричал Тимофей, навалившись на стол, за
которым сидел Халманов. — Он однажды всю нашу университетскую команду мастеров чуть один не обыграл!
Халманов, удивленно подняв обожженные брови, с интересом смотрел на Тимофея.
— Да вы знаете, — продолжал Тимофей, забыв обо всей своей солидности и сдержанности, — что Пахомов — лучший баскетболист нашего факультета?!
— Откровенно сказать, не знаю…
— А почему не знаете? — снизил тон и хитро прищурился Тимофей. — А потому, что партбюро вообще плохо интересуется состоянием спорта на нашем факультете.
— Что верно, то верно, — подтвердил Халманов. — Состоянием спорта на нашем факультете партийное бюро действительно интересуется пока еще недостаточно.
— Так зачем же вы упрекаете человека в том, что он увлекается спортом?
— Но ведь не за счет же учебы? Нельзя ведь из-за баскетбола столько лекций пропускать, сколько в прошлом семестре пропустил Пахомов.
— Кстати сказать, — высокомерно откинулся на стуле Тимофей, — в последний месяц перед сессией Пахомов не пропустил ни одной лекции.
— А как вы, товарищ Пахомов, вообще-то сессию сдали?
— Его ответ на экзамене по русской литературе девятнадцатого века был признан лучшим в группе, — не дав Пашке даже открыть рта, снова вмешался Тимофей.
— Вот это молодцом, — похвалил заместитель секретаря партбюро, — это я одобряю.
— Так зачем вы нас тогда вызвали? — опять навалился на стол Тимофей.
— Собственно говоря, дело здесь вот в чем, — сказал Халманов и достал костями-пальцами изуродованной руки носовой платок.
И тут только Пашка заметил, что вторая рука у аспиранта вообще не действует. Рукав пиджака, оканчиваясь черной, глухо застегнутой перчаткой, висел неподвижной плетью.
